Моя навсегда - стр. 7
Он помедлил, затем кивнул, вспомнил. Потом встрепенулся, похлопал себя по карманам, словно искал кошелек.
– Черт, надо в ресторан позвонить, отменить банкет. Столько денег…. Слушай, а сделай мне тоже чайку. Хотя… нет, чай – это в моем случае полумера. У тебя ничего покрепче нет?
– Покрепче чая? Кофе?
– Смешная ты, Соня. Кофе! Придется в магазин идти. С горя ведь положено пить. Ты чего будешь, белое вино или красное? Учитывая, что вряд ли у тебя есть мясо и, еще менее вероятно, что есть рыба… пиво будешь?
– Но у меня-то и горя нет, чего мне пить?
– Логично. Придется мне пить за двоих. Да и потом, ты ж, наверное, несовершеннолетняя еще, да? Первокурсница, восьмиклассница. Лариса говорила, что ты отличница, синий чулок. Что ты по золотой медали поступила. Это так?
– Ну, допустим. И что мне теперь, и не выпить? – удивленно возразила я, заранее, авансом обидевшись на дискриминацию.
– Золотая медаль – это серьезно. Как удалось отхватить? Директриса знакомая?
– Училась хорошо, – пожала плечами я.
– Брехня. Я тоже учился хорошо, но медалей на наш район выделили всего две, на меня не хватило. Мне намекнули, чтобы я утерся, а я, как дурак, не поверил. Так мне за две недели последней четверти химичка тройку влепила, хотя я все контрольные написал и вообще.
– Как так? – нахмурилась я. – В четверти?
– В году. Так-то, первокурсница. Пашешь десять лет, а потом приходят и тебя валят. Это ничего. Я экзамены все равно сдал. Не проблема. Зато теперь знаю, как устроен этот мир. Захочешь – и тебе могу рассказать, правда, рассказ выйдет коротким. Никому нельзя верить. Конец.
– Слушай… а можно тебе вопрос задать? – перебила его я.
– Ну, задавай.
– Только пообещай, что не будешь обижаться и терять веру в человечество.
– Так уже нечего терять. Выкладывай, мне уже даже интересно, что ты хочешь обо мне знать. На сегодняшний день, мне кажется, ты и так уже знаешь обо мне и моих делах куда больше, чем, наверное, хотела.
– Имя.
– Что? – растерялся он. – Имя?
– Ну да, имя. Как тебя зовут, а?
– Ты это серьезно? – вытаращился он и некоторое время молчал, демонстрируя изумление и возмущение. – Нет, это ни в какие ворота. Ты не шутишь? Черт, а я-то думал, хуже уже даже некуда. Наивный я чукотский юноша…. Ты с моей невестой в одном доме живешь уже год и даже имени моего не знаешь. Это насколько же ей было на меня наплевать!
– Не в этом дело, – стала оправдываться я. – Понимаешь, Лариса тебя по фамилии все время называла. Ласточкин, Ласточкин. Видишь, я фамилию-то знаю.
Он смотрел на меня и молчал, следователь из убойного отдела, черт побери. Я начинала злиться.
– Я не только фамилию, я много чего о тебе знаю. Лара рассказывала много. Да она только о тебе и трещала. Я даже твой день рождения знаю, тринадцатое июля. Вот ты мой не знаешь, а?! Нет, не знаешь. А я даже знаю, что ты как-то там с авиацией связан.
– Как-то там с авиацией? – сощурился он. – Это она так говорила? Подожди, день рождения… ага, я знаю. Это из-за гороскопов? Ты мой день рождения знаешь, потому что Лара помешана на этом маразме. Я там кто… Свинья я по ее календарю.
– Водяной кабан, – кивнула я. – Это по китайскому гороскопу. И рак по другому какому-то.
– И рак. И что это значит? Что от меня умирают, да? Я смертельно опасен? Так, ладно, я пошел.