Размер шрифта
-
+

Моя истинная - стр. 30

– Не сегодня, – без эмоций резюмировал он.

– П-почему? – я снова попыталась встать, но мне снова не дали.

Послышался звук открывающейся ширинки. По ягодицам меня хлестнул эрегированный член. Горячий, тяжелый, огромный. Мои глаза едва успели округлиться, а сердце застучать, когда Босфорт вошел в меня.

Замерев на мгновение, он дал нам обоим передышку, а потом его движения стали резкими, быстрыми, безумными. Альфа вколачивал меня в быльца. Ножки кресла громко отбивали по полу. По комнате раздавались хлопающие звуки. Словно кто-то нам аплодировал…

Его пальцы крепко сжимали мои бедра, насаживая на свой член со сверхзвуковой скоростью.

– Почти закончили, – нагнувшись ко мне, хрипло шепнул он на ухо, а потом нагнулся к шее, слизнул липкую дорожку пота и укусил. Так глубоко и сильно, что я едва сознание не потеряла. В этот момент, когда его яд проникал мне под кожу, тело мужчины сократилось, и он кончил глубоко в меня, заставляя дорожки спермы стекать по ногам до самого пола.


Затем Босфорт встал, спокойно оделся и направился к выходу. Открыв дверь, он спокойно повернулся ко мне и отдал скупой равнодушный приказ:

– Сейчас тебе принесут одежду. Ты наденешь ее и спустишься вниз к гостям. Не принимай душ. Можешь только обтереться полотенцем. Знай, что каждый из гостей учует от тебя запах спермы и метки.

– А если я этого не сделаю? – тихо шепнула я в пустоту.

– Тогда я вернусь, – он оскалился, многозначительно и жадно. Затем вышел и захлопнул за собой двери.

****

– Александра… – мягко окликнула меня Наташа.

Рука горничной потянулась ко мне, чтобы погладить. Но я одернулась в сторону.

– Саша… – тихо, надрывно, с болью в голосе шепнула она. – Сашенька… Чего это он с тобой так грубо… Ты же у нас нежная, елейная, как фарфоровая статуэтка… Ты же не волчица… Ребенок совсем…

Прижимая к себе ноги, я сидела на полу спальни Босфорта. По щекам сами по себе текли слезы. Я не знала почему. Они просто были, как данность.

– А, знаешь, что! Не иди туда, – снова произнесла женщина, с жалостью и состраданием. – Не иди, прошу… Что еще он тебе сделает? Самое худшее уже произошло. Я возьму всю вину на себя, если придется.

По моей спине прошли мурашки. Кто-то словно ударил молнией, прошибая до нутра. Я поняла, что не хочу быть той, кого жалко. Я не жалкая. И уж точно в сострадании не нуждаюсь! И никогда больше не услышу ничего подобного в свой адрес. Никогда!

Отчаянье сменилось злостью. Яростной, безумной, прожигающей до нутра яростью. Она наполняла меня жизнью. Воскрешала изнутри. Давала смысл продолжать бороться!

Сжав зубы, я с вызовом посмотрела на Наташу:

– Я пойду туда. Пойду. Ясно?

– Зачем, милая? – женщина смахнула слезы, выступившие из ее глаз. Я поморщилась и ощетинилась. Горничная по-прежнему страдала за меня. Это вызывало раздражение. – Они ведь все поймут, учуют. Злые люди, прости господи. Животные есть животные!

Распрямив спину, я закрыла глаза и вдохнула побольше кислорода. А когда открыла, это уже была другая «Я». Та, что хотела лишь одного – мести.

– Животные понимают силу. Им надо бояться, – мой тихий голос звучал громогласно в пустой комнате, где до сих пор слабо потрескивал угасающий камин. – Знаешь, что это значит, Наташа?

Женщина напряженно уставилась на меня:

– И, что же?

– Я, – встав на ноги, я коварно улыбнулась, – стану самым пугающим существом, что встретили эти люди на своем пути. Они будут уважать меня, бояться и приклонять голову.

Страница 30