Моя Гелла - стр. 13
Если я прав, то иголку для старого проигрывателя уже не найдешь. У дедушки по отцовской линии, которого мы до самой его смерти принудительно навещали раз в месяц, была такая штуковина, и я все детство спрашивал, можем ли мы послушать пластинки, слышал же в итоге одно и то же: иголка сломана и таких больше не продают. Однажды мы с Соней примотали к головке проигрывателя швейную иглу и провели потом ночь в гараже. Отец очень трепетно относился к своему родителю. Еще более отбитому, чем он, человеку. Уверен, за нашу проделку папулю тоже наказали, хоть он уже давно не школьник.
– Я не могу это выносить из вуза. Это его собственность! Мне нужно чинить самой, я могу посмотреть видеоуроки…
– М-м-м, ясно.
– И я нашла припой, канифоль, пасту какую-то там, хотя мне кажется, канифоль и паста – одно и то же, и еще я нашла паяльник. Новый! В упаковке! Он лежал в каморке наверху, показать?
– Этого еще не хватало.
– В общем, я смогу все это сделать, но вот никак не найду шнур, чтобы проверить, что тут не работает.
Бегло, даже не приближаясь, осматриваю проигрыватель, и ухмылка рождается на губах сама собой.
– Ну, возможно, тебя наведут на мысль вот эти отрезанные провода, торчащие сзади.
Девчонка спохватывается, заглядывает назад и вздыхает:
– Блин. Нужно купить новые и припаять?
– Боюсь, что да. – Я даже готов увидеть расстроенную мину, но вместо этого моя подруга хлопает в ладоши и пищит:
– Как круто, первое задание моему паяльнику. Интересно, я могла бы в качестве донора использовать одного из этих ребят? Вот это что за штука? – Она бьет по алюминиевому боку какого-то устройства и, прищурившись, его рассматривает.
– Понятия не имею.
– Выглядит не очень важным, тут нет динамиков, значит, это не колонка. Логично?
– Не втягивай меня в это!
– Как знаешь. Но ты упускаешь самый интересный квест в своей жизни, если что.
– Если что, я в него и не собирался ввязываться. Может, ты лучше пойдешь постучишь по клавишам?
– А ты просишь?
– А на что это похоже?
Она меня бесит. Неистово. Я даже хочу записать эмоции в дневничок.
Девчонка вскакивает на ноги, отряхивает узкие джинсы и… застегивает на них пуговицу. Увидев мое недоумение, она даже не смущается.
– Что? Я съела просто огроменный кусок торта! И пуговица давит, если сидеть на полу.
Я в восторге от этой сумасшедшей. Торт она съела.
– Ложись уже на свои шторы, так и быть, я тебе сыграю и, если хочешь, даже спою. Слышал песню «Зеленая карета»?
– Почти уверен, что нет, – отвечаю на одной ноте, тихо, она даже не должна расслышать, но плечи ее на секунду напрягаются, потом расслабляются, и, как обычно, изгибаются губы, призывая на помощь ямочки на щеках, чтобы круглое несуразное лицо стало еще более комично-милым.
Девчонка садится к роялю, оборачивается и выжидающе смотрит.
– Что?
– Ложись. Это колыбельная. Елены Камбуровой, она мой краш, чтобы ты знал.
Я ложусь, а моя подруга начинает играть самую печальную мелодию, какую я когда-либо слышал. В тишине и пустоте концертного зала звуки усиливаются и раздваиваются, словно пальцы музыканта скользят по клавишам органа, а не старинного рояля. Звуки разлетаются птицами, хлопают крыльями, и перья нежно касаются моего лица. Голос девчонки укрывает.
– Спят. Спят ежата, спят мышата. Медвежата. Медвежата и ребята. Все. Все уснули до рассвета… лишь зеленая карета… мчится, мчится в вышине. В серебристой тишине!