Моя еврейская бабушка (сборник) - стр. 24
– Он что, дурак что ли, ехать с нами? Он же собирался куда-нибудь в компанию.
Надежда, что мы избежим ссоры, пока еще не покинула меня.
– Так мы же его подвезем, а по дороге соблазнять будем, улыбаться, хохотать… – не унималась подруга.
Кажется, она завелась, как двигатель в «Запоре», а слово «хохотать» произнесла сардоническим тоном, в эту минуту она походила на Раневскую ранней молодости.
– Лично я хохотать отказываюсь.
Ага. Нашла дуру. Пусть сама хохочет по ночам.
– Я уже с мужем договорилась, он мне машину доверил, а она для него дороже всего. Никому ее не доверяет. Так что, поздно пить боржоми. Мы едем!
Трубка смачно чвакнула и заткнулась. Господи, за что мне такое наказание?
Но впереди мне светила горькая одинокая новогодняя ночь: я за столом и президент в телевизоре. Тоска смертная. Пришлось выбираться из дома 31 декабря.
Подруга задорно улыбалась. Ей мерещились женихи в пиджаках от Кардена, вылетающие из теплых квартир на мороз в новогоднюю ночь.
Мы сели в машину и стали ждать. Где-то оглушительно взрывались петарды, на разные лады звучала музыка, вразнобой слышался хор дурных женских голосов.
– Поедем домой, а? – жалобно заныла я. – Мне надоело ловить женихов. Не хочу. Мне нравится жить одной.
Подруга была неумолима. Она была настроена больше чем решительно.
– Какая ты капризная! жить одной – это неприлично. Успешная женщина вроде тебя должна быть замужем. Любой мужчина будет счастлив рядом с тобой.
Все это проговаривалось безапелляционным тоном, не терпящим возражений. Я не возражала. Хотя были некоторые сомнения по поводу совместного счастья.
Вдруг подруга истошно закричала:
– Вот он, вот он, вот он!
– Кто он? Черт, что ли? – испугалась я. – Не кричи ты так, у меня уши заложило. Не забывай, что я одинокая, привыкла к тишине.
– Да не черт, а ладан, вон сидит твой жених и смотрит на нас, хорошенький, тепленький…
Подруга даже взвизгнула от удовольствия, словно это она замуж собиралась при живом муже.
– Хочешь сказать – чуть тепленький? – Я внимательно вглядывалась в темноту.
На заснеженной скамейке и впрямь сидел объект пристального наблюдения. Ничего себе мужичок, такой ладненький, симпатичный, но это сквозь затуманенное окно, вблизи, наверное, ничего хорошего – пьянь среднего пошиба.
– Какая разница, он давно сидит, скоро протрезвеет, – рассердилась подруга и скомандовала: – Подкрась губы, а то у тебя весь макияж смазался.
– Это на нервной почве, – кивнула я, доставая пудреницу и помаду.
Но накрашенные губы еще долго оставались невостребованными. Мужичок пялился на нас, но оставался без движения.
– Может, он окочурился на морозе? – наконец прервала я томительное молчание.
– Ничего не окочурился, смотри, он закурил! – Подруга разглядела в темноте тлеющую звездочку сигареты.
– Поехали к тебе, – предложила я, – посидим, прекрасно проведем время.
– Поздно! – Подруга посмотрела на часы. – Муж спит уже семь с половиной минут. Будить бесполезно. До пяти утра не проснется. У него режим. Смотри, он к нам идет!
Меня затормошили, тыча кулачком в окно. И впрямь к машине направлялся субъект со скамейки. Подруга принялась открывать окно, но что-то там заклинило, и мужичок приложил физиономию к стеклу. Мне стало дурно. Так дурно, что я возненавидела все новогодние праздники, как прошлые, так и будущие. В мужичке я опознала своего коллегу по работе.