Моя. Чужая. Истинная - стр. 13

– А ты пугливая птичка, Нереа, – прозвучали слова сквозь зубы и рваное дыхание.

Раздалось сипение, словно он выдохнул воздух сквозь зубы, тело его напряглось, но я это скорее ощутила, чем увидела. Слишком стыдно было смотреть на обнаженные мужские изгибы мускулов, пресса… Ммм…

– М-мой от-тец, – мой дрожащий голос прозвучал в тишине слишком надорванно и слабо, но меня впервые так внимательно слушали, не перебивая.

Сил держать в себе тайну не было. Чем больше проходило времени, тем сильнее казалось, что когда вскроется правда, мои страдания будут равны пройденным часам. Уверена, такой волколак, как Айвен, ложь не прощает. Даже невольную.

– Т-ти… – залепетала, запинаясь на каждой букве, но оказаться честной сегодня мне было не суждено.

– Не серчайте, нагваль, всё, что нашла, – прервал меня виноватый голос Марты.

Следом ее рука коснулась полога, отодвигая ткань в сторону, а затем появилась она сама. От испуга я дернулась и отошла к самой стене, забившись в угол. Привычка, выработанная годами. Мне нельзя стоять слишком близко к половозрелым самцам, иначе повитуха будет вынуждена доложить об этом альфе Райдзену. Таков был его самый главный приказ, как только у меня пошли лунные регулы. Рука по памяти скользнула к животу, на котором до сих пор оставались белые полосы от самого первого наказания за недопустимый по меркам альфы интерес. Сглотнула и опустила взгляд, опасаясь выдать собственную боль.

– Отвернись, старая, – последовал глухой бас Айвена, а затем шуршание.

Я рискнула поднять глаза, надеясь, что Марта подчинилась приказу волколака. И не ошиблась, она стояла с опущенной головой к нам спиной, молча, не шелохнувшись. Только мелкая дрожь выдавала волнение повитухи, да тремор пальцев, судорожно сжатых в кулаки.

– Кто сейчас глава старейшин? Сколько их у вас? – продолжал параллельно допрос Айвен.

– Трое, – ответила скрипучим голосом повитуха, хватаясь за горло.

Я задержала дыхание, боясь пропустить хоть слово. Происходящее казалось мне лишь затишьем перед настоящей бурей – истинным гневом небес.

– Трое? Или ты плохо считаешь? – недоуменный голос волколака заставил меня замереть.

Воздух накалился, казалось, вот-вот затрещит от молний и тока, но время шло, а тишину Марта нарушить не решилась.

– Отвечай, язык проглотила? – гневный вопрос от мужчины.

Боковым зрением увидела, как он выпрямился, закончив с одеждой, и уставился на затылок повитухи, сверля ее требовательным взглядом. Выделенная одежда пришлась ему почти впору. Светлая рубаха обтягивала плечи, а штаны доходили до щиколоток, не скрывая, что он оделся с чужого плеча. Серый цвет подчеркивал его отдающие голубым отсветом глаза и сочетался с практически белым окрасом шерсти. Облик его волколака я не видела, но по всем законам природы цвет волос всегда определял волчью масть. Рыжий – рыжую, черный – черную, белый – белую. Оттенков существовало множество, но основных было всего три.

Основная прослойка волчьих ставок – черноволосые, в то время как огненноволосые – поголовно археи, а вот белый окрас – довольно редкий. Говорят, что в некоторых кланах на севере есть старейшины белой масти, но в наших краях о таком не слышали.

“Белые – ошибки природы, ее насмешливый плевок” – убеждение, ходившее среди волчат с самого детства.