Моя 9-я жизнь - стр. 10
«Хватит!» ― решила я однажды утром. А точнее ― красивым и солнечным, почти весенним утром, когда на дворе орудовала звонкая капель, а моим пульсом управляла предэкзаменационная мандражка. Выходя из дома, я твёрдо решила, что так или иначе, но положу конец своим мучениям. И тут было два пути: либо нарушить данное Владу обещание и вызнать хоть что-нибудь о нём у профессора, который, как было обещано, в последствии может сильно разозлиться, либо просто позабыть об изумрудных глазах… «Непременно решу эту дилемму, но прежде надо сдать экзамен!»
Каким таким чудом я умудрилась не завалить учёбу, одному лишь небу известно; но похвалы мой влюблённый мозг был явно достоин: на каждый из патофизиологических вопросов у него был готов пусть лаконичный, но правильный и весьма чёткий ответ.
Итак, я отправлялась на сдачу экзамена после бессонной (иначе уж и не бывало!) ночи. Под ногами блестела подтаявшая наледь, и этот коварный покров к невозможному сводил любую торопливость. Гололедные темпы обещали доставить меня на автобусную остановку минут через пять, не ранее, что немного озадачивало: так я и опоздать могла!
– Привет студентам! ― поздоровался перегородивший въезд во двор автомобиль, и та самая отложенная на потом дилемма, похоже, приступила к саморешению…
Я оторвала взгляд от ледяных выбоин. Нарушителем водительского этикета оказался Пётр Павлович Шиманский ― мой крёстный и по совместительству профессор генетики.
– И профессуре студенческое почтение! ― улыбнулась я. ― Какими судьбами?
– Да вот, проезжал мимо, решил тебя подвезти до университета, а то сегодня погода травмоопасная!
– Это точно! Красивый автомобиль!
– Нравится? ― спросил профессор гордо. ― Моя обновка!
– Поздравляю!
Машина и впрямь впечатляла ― серебристый Мерседес, новенький до завидного. Я обогнула капот и кое-как пробралась к пассажирской дверце ― Шиманский есть Шиманский ― он и не заметил, что остановился посреди лужи.
– Ну что, ― подмигнул крёстный, ― экзамен, который всегда праздник?
– Да, профессор, именно так. Поехали, не то соседи продемонстрируют глубину своего культурного развития ― вы им выезд забаррикадировали.
Мерседес с чрезмерной осторожностью дал задний ход, плавно развернулся и покатился к главному проспекту.
– Где вы пропадали?
– К родственникам ездил.
– Ясно. А мама уже начала переживать, не случилось ли чего, ― это я немного приврала ― за последнее время мама лишь пару раз о профессоре вспоминала, и без всякого волнения.
– Всё в порядке у меня, всё по-старому. А как вы поживаете?
– Так же, новостей нет.
«Ох, если бы не данное Владу обещание… Что же такое спросить, чтобы Шиманский сам упомянул о нём?»
– Что будешь изучать после физиологии?
– Биохимию, ― ответила я не без содрогания.
Наше тогдашнее обучение проходило циклами: месяц или два были посвящены какому-нибудь одному предмету, венчался этот этап экзаменом, и лишь затем мы приступали к другой науке, которая изучалась по такой же схеме. Правда, иняз, культура речи, этика и прочие общеразвивающие дисциплины считались параллельными (то есть второстепенными), и в связи с этим были растянуты на весь год.
– М-м! ― протянул профессор с удовольствием. ― Биохимия ― интересная штука! Нужна будет помощь ― обращайся!
– Спасибо, непременно.
Заведомо же было ясно, что «обращаться» я не стану. Не из гордости, конечно, а от стыда: мне и обычная-то химия далась с трудом превеликим, а химия с приставкой «био» обещала быть куда как более непонятной. Стоит заметить: склад моего ума очень далёк от математического. Я, скорее, гуманитарий-естественник: обожаю неточные науки и биологию. Благодаря последней, кстати, мне и удалось попасть в медицинский. А математика и иже с ней всегда представлялись для меня чем-то вроде кошмара.