Мой ядовитый супруг. Полхвоста до любви - стр. 25
– Тише, глупая женщина. Я всего лишь сниму твои туфли. Если бы ты читала хоть что-то о наших обычаях, знала бы, что это часть этикета между мужем и женой, – укоризненно произнес принц, а я поймала себя на том, что смотрю сверху вниз на обнаженного до пояса Эшхассара и откровенно любуюсь.
В приглушенном свете нескольких ночников, подчеркнутый тенями мощный, мускулистый торс нага выглядел еще более впечатляющим, а длинные светлые волосы, соблазнительно разметавшиеся по плечам, так и манили прикоснуться.
Кажется, я слегка выпала из реальности, потому что только со второго раза поняла обращенный ко мне вопрос.
– Кто первым пойдет в купальню? – спрашивал Эшхассар. Он был так невозмутим и спокоен, что я невольно усомнилась, может ли вообще этот представитель отряда хладнокровных заводиться от чего-то еще кроме науки. А еще я устыдилась своего порыва. Видит Санкристэль, я едва не облизывалась как мартовская кошка! Позор какой… Очнись, Фелиша! Он же чешуйчатый, клыкастый, ядовитый монстр! Не дай стихии, снова перейдет в змеиную ипостась – и прощай, спокойный сон!
– Пожалуй, я уступлю тебе, – поспешно, с нервной улыбкой заявила я. – Мне еще одежду надо найти.
– Помочь тебе с платьем? – ровным тоном поинтересовался наг.
– Нет. Спасибо, я сама.
– Как знаешь, – безразлично произнес змей и, прихватив полотенце, скрылся за смежной дверью, где, очевидно, располагалась купальня. А мне снова стало обидно: я думала, он будет настаивать...
Свои немногочисленные вещи, собранные матерью, я нашла рядом со шкафом, где для меня по-рыцарски освободили половину места. Перед отбытием я не проверяла, все ли у меня с собой, но точно помнила, что мама положила в мою поклажу вполне себе целомудренную ночную сорочку со шнуровкой у горла, которую при желании можно было затянуть наглухо.
Однако вместо нее я нашла комплект весьма вызывающего белья и записку, явно написанную сестрой: "Сладкой тебе ночи со змеем, Фелиша! Надеюсь, у него внушительный хвост и ты не будешь разочарована". Бумага, на которую сестрица решила напоследок "плюнуть ядом", была старой и пожелтевшей. Недоуменно перевернув лист, я увидела гравюру, в деталях изображавшую соитие человеческой женщины и нага в истинной форме.
Я скомкала листок и, не зная, куда его деть, сунула обратно в ворох белья, стараясь забыть то, что только что увидела. Но, как назло, проклятая картинка горела у меня перед глазами, словно бы нарисованная огнем на веках.
Это изображение остудило мой пыл лучше ледяного душа и заново повергло в ужас. Я поймала себя на том, что сижу на постели, комкая одну из нижних сорочек, которую выбрала на роль ночнушки, и неотрывно гляжу на дверь, за которой совершал омовение наг.
Когда он вышел в одном полотенце на бедрах, сверкая каплями, бегущими по совершенному торсу, я поспешно опустила взгляд. Гравюра все так же стояла у меня перед глазами, и тот факт, что мы находились наедине в спальне, еще больше подстегивал мой страх. Поэтому я вздрогнула от звука голоса, когда Эшхассар произнес:
– Можешь идти, я приготовил новую воду.
– Д-да, с-спасибо, – пролепетала я и поспешно скрылась в купальне. Я испытала несказанное облегчение оттого, что на двери был замок. Пусть не очень крепкий, но он служил хоть каким-то препятствием между мной и змеем.