Мой XX век: счастье быть самим собой - стр. 43
Новаторство М. Шолохова в разрешении конфликта в том, что в «Тихом Доне» нет ни духовной гибели, ни физической его смерти. Григорий мучительно страдает, подводя итоги своей неудавшейся жизни, которая казалась ему «недолгим и тяжким сном». В конце концов он не мог так жить: что сделал, за то и надо отвечать. И потому он твердо принял решение: он кончил воевать и пошел с повинной в родной хутор. Выбросив все свое оружие, он «тщательно вытер руки о полу шинели» (Т. 5. С. 494). В финале романа предстает Григорий Мелехов измученным, истерзанным неизбывным горем и страданиями, но мужественным и сильным. И этим он до конца вызывает к себе наше сочувствие, наше сострадание.
Статья написана в начале 1957 года. В связи с этим в ней не используется новейшая критическая литература о «Тихом Доне».
Следует, однако, отметить, что и в новой монографии покойного И.Г. Лежнева «Путь Шолохова», и во втором издании книги Л.Г. Якименко о «Тихом Доне» исследователи по-прежнему держатся старой точки зрения, будто в образе Григория Мелехова Шолохов изобразил тип отрицательного героя.
Мнение И. Лежнева, Л. Якименко, В. Гуры и др. находит широкую поддержку, что отразилось в предисловии к книге И. Лежнева (с. 4), а также в позиции журнала «Вопросы литературы» (1958. № 12). Поэтому мы считаем необходимым продолжение дискуссии.
Кафедра русской советской литературы Московского государственного университета».
(Научные доклады высшей школы. Филологические науки. 1958. № 12.)
Часть вторая
СЧАСТЛИВАЯ ПОРА
«Вопрос ваш, – писал Аполлон Григорьев, обращаясь к Алексею Степановичу Хомякову, – во всех его трех видах приводится, собственно, к одному выводу: художество как выражение правды жизни не имеет права ни на минуту быть неправдою: в правде – его искренность, в правде – его нравственность, в правде – его объективность».
Аполлон Григорьев. Из писем
1. Полемика продолжается...
Прошло три года... От преподавательской работы я отказался, пришлось не по душе. Опалило меня печатное слово, возможность высказаться, излить то, что накопилось на душе, не только в научных журналах, выходивших микроскопическими тиражами даже в те времена, но выступить на более общественно значимой трибуне. Мои однокашники уже печатались в газетах и журналах, работали редакторами в газетах, журналах, издательствах. А я потерял время, как бы опоздал, пока готовил к печати мои статьи о М.А. Шолохове, остался как бы неприкаянным. Но пристроившиеся однокашники не позабыли меня: Феликс Кузнецов предложил мне пока отвечать на письма читателей «Литературной газеты». За каждый ответ платили... Вместе со мной, оказывается, отвечали на письма трудящихся Борис Балтер, Булат Окуджава и другие литераторы, уже заявившие о себе своими произведениями. Так что и мне эта работа не показалась зазорной.
А однажды Инна Борисова, однокашница по университету, работавшая в отделе критики, заказала мне написать обзор журнала «Нева» за текущий год, четыре-пять страничек, не больше. Я с удовольствием взялся за этот обзор, написал, конечно, в два или в три раза больше, чем полагалось в газете. Но Инна Петровна тонко и ловко отредактировала мой текст, оставив только то, что устраивало редакцию газеты, а я согласился: ведь текст статьи полностью был составлен из моих фраз, ничего постороннего не было вписано, да, что-то ушло, убеждала она меня, но пойми, газета не резиновая, наш отдел имеет не так уж много места, а это твоя первая публикация в серьезном органе Союза писателей СССР.