Мой театр. По страницам дневника. Книга II - стр. 22

К слову сказать, я сдружился не только с Фрейндлих, но и с ее дочкой Варей, которая живет в соседнем подъезде нашего дома. Мы у нее часто встречаемся. И все же я очень люблю приходить к Алисе в ее квартиру на улице Рубинштейна. Мне там уютно и по-человечески очень тепло.

Однажды пришел в гости к Фрейндлих со своей подругой. Сидим, ужинаем, смеемся, рассказываем друг другу свежие анекдоты. Подруга вдруг: «Коль, пойдем в театр? Вот и Алиса говорит, что в Малом у Додина идет очень интересный спектакль». А я так соскучился по настоящему искусству, мне надо было подзарядиться чем-то светлым, хорошим, позитивным перед «Манон». Это же был мой первый выход на сцену Мариинского театра после травмы.

Название спектакля за столом никто не озвучил. С подачи Фрейндлих нам тут же сделали билеты, мы пошли на «хороший спектакль у Додина».

В тот день в Малый драматический театр на улицу Рубинштейна я не шел, а бежал. Запаздывал после репетиции «Манон», пройдя весь балет с Ирмой под бдительным оком ее педагога Н. А. Кургапкиной от начала до конца. А это три акта. Жутко уставший, голодный как собака, я мечтал об одном – забежать перед началом в буфет и съесть сосиску.

Встретившись с подругой, открываю театральную дверь и вижу вдалеке портрет Анны Франк – 15-летней девочки, которая вела свой дневник в концлагере. Понимаю, что попал! «Это про Холокост, пойдем отсюда, я не выдержу», – взмолился я. «Нет, ну что ты, Алиса сказала, что это очень хороший спектакль, заходи!»

Она буквально втолкнула меня в вестибюль. Там – все пространство в портретах, тут же вещи какие-то стояли, видимо принадлежавшие когда-то этим людям: чемоданчик, узелок… Как актеры играли спектакль «Исчезновение» по мотивам произведений Ш. Голана, рассказать невозможно. Мы рыдали, без слез это нельзя смотреть, я позабыл обо всем на свете. Эмоции, полученные в тот вечер, позднее помогли мне сыграть трагический финал в последней сцене «Манон».

Выйдя из театра, я позвонил Фрейндлих: «Алиса, куда ты нас послала?» – и услышал в ответ: «Это же хороший спектакль, тебе что, не понравилось?» – «Нет, мне понравился, но это же про Холокост». – «А я разве не сказала?» – ангельским голосом поинтересовалась Фрейндлих.

«Манон» мне предстояло станцевать 29 марта 2005 года в рамках фестиваля «Мариинский». Сначала шли три бенефиса балерин: У. Лопаткиной, Д. Вишнёвой, Д. Павленко, а потом со мной – балет Макмиллана. В зрительном зале собрался весь театральный цвет Петербурга. Пришел «главный аристократ страны» – актер Игорь Борисович Дмитриев.

Когда спектакль закончился, за сцену прибежала Фрейндлих: «Колька, я так за тебя волновалась, у меня так тряслись руки, меня всю скрутило!» Дмитриев тоже пришел и вдруг неожиданно опустился передо мной на колено. На мгновение опешив, я сделал то же самое. Там мы и стояли друг перед другом на коленях.

Игорь Борисович осыпал меня комплиментами, сказал, что в этом театре вырос, у него мама была артисткой балета; что видел в Мариинском театре великих исполнителей, но такого сочетания танца и актерской игры, как у меня, после Улановой он не видел. Потом Дмитриев стал читать мне стихи… Это было прекрасно.

Будучи в приподнятом настроении после успеха «Манон», Вазиев пригласил нас всех в ресторан. За ужином сказал, что на следующий год планируются бенефисы танцовщиков – Рузиматова, Зеленского, а потом добавил: «Гергиев тебя предложил пригласить».