Мой талантливый враг - стр. 19

– Вы замечательно подобрали контраст между цветами, – сказал Тейт, шумно жуя конфету. – Что вы хотели выразить?

Макс запрокинул голову, разглядывая собственное творение. После беседы с Эллиотом об уходе Лиззи ему отчаянно захотелось отправиться в художественный класс и что-то нарисовать.

– Сам не знаю, что я тут наворотил, – признался Макс, разглядывая диагональные красные и оранжевые мазки. – И не надо задавать мне глупые вопросы.

– Согласен, не надо, – улыбнулся Тейт. – Я вместе с вами ломаю голову, только и всего.

Часть конфеты не помещалась у Тейта во рту. Продолжая наслаждаться этой странной сластью, Тейт направился к другому пациенту. Макс улыбнулся ему вслед. Живописи Тейт его не научит, но с этим парнем не соскучишься.

Групповые сеансы, беседы с Эллиотом, рисование… Все это благотворно влияло на состояние Макса, но он упускал из виду один очень существенный момент: пройдет какое-то время, и маятник качнется в обратную сторону. Рождественское убранство, обильная праздничная еда, веселая музыка, наконец, трогательные подарки (реабилитационный центр преподнес ему коробку шоколадных конфет и носки). Макс впервые за долгие годы наслаждался праздником, пусть и вдали от дома и друзей.

Словом, эта теплая атмосфера, эта обстановка милой сентиментальности и любви к младенцу Иисусу и всем, кто тебя окружает, сослужили Максу плохую службу.

Почему? Да потому, что Макс О’Хейр как был, так и остался внутри пессимистом. Вырываясь на поверхность, его пессимизм превращался почти в болезнь. Но дни складывались в недели. Макс привык к обстановке реабилитационного центра. Ему стало казаться, что он действительно движется по пути освобождения от пагубной зависимости. Его мысли больше не управлялись гневом и душевными терзаниями. Тяга к кокаину, прежде не оставлявшая его ни на час, тоже отступила на задний план и стала чем-то похожей на зудение комаров над головой.

Какой же он был дурак! То, что он считал оставшимся далеко позади, однажды вернулось. Маятник качнулся в обратную сторону.

Макса снова все начало раздражать. Например, снисходительно-покровительственное выражение лица Эллиота. Нечего на него так смотреть! Пару недель назад он бы и внимания не обратил, однако сейчас это его всерьез бесило. Макс не понимал, что́ выбивало его из колеи, заставляя раздражаться по незначительным поводам, а то и просто без всякого повода. Макс пробовал перенаправить свою злость на тренажеры спортзала. Тренер пока ограничился лишь настороженными взглядами, однако Макс понял: еще один такой всплеск – и в спортзал его больше не пустят. Тогда он решил измотать себя на беговой дорожке. Макс бежал, пока не свалился от усталости. А раздражение не исчезало.

– Вы сегодня звонили по телефону, – сказал Эллиот, отхлебывая из своей неизменной кружки. – Кому, если не секрет?

– Картеру, – ответил Макс, развалившись на стуле и шумно выдохнув.

– Прекрасно, – улыбнулся Эллиот. – И как он?

Макс скрипнул зубами:

– Помолвлен.

Это слово вылетело из него, как револьверная пуля. Макс вдруг почувствовал себя уязвленным. Он завидовал Картеру и злился на лучшего друга.

– Он, черт бы его побрал… помолвлен.

Макс тер пальцами лоб, ненавидя это слово и собственный эгоизм.

Эллиот поставил кружку на столик. Звук рикошетом ударил Максу по мозгам. По его усталым, запутавшимся мозгам. Долбаный Картер! Впервые за месяц пребывания здесь Максу отчаянно захотелось втянуть в себя дорожку кокса.