Мой сводный секрет - стр. 38

Отодвигаю голубую мастику в сторону.

Жую торт, запиваю лимонадом.

Хочу, чтобы эта свадьба скорее закончилась.

Тянется долго, как время на скучной лекции.

– Не лезь!

Бью Мишу по руке, когда тот пытается своровать кусок моего десерта. Я беременная девятнадцатилетняя девушка, которая сейчас в раздрае. Забирать у меня еду крайне опасно.

– Ну Миш, ты же знаешь, что я мастику напоследок оставляю. Самое вкусное!

– Поздно. 

– Эль, я мастику не ем, - Эрик, конечно же, влезает. – Забирай.

Не спрашивая, перекидывает мне голубенький край торта.

Улыбается.

Просто забота или попытка меня задобрить?

Благодарю всех Богов и Богинь, когда толпа медленно редеет. Прощаются с молодоженами, покидая свадьбу. Последними уезжает Паша с женой, и пустота обрушивается внезапно.

Заваливаю отца с Софией ещё поздравлениями и сбегаю в свою спальню. Уезжать куда-то нет смысла, если с утра у нас будет вторая попытка семейного завтрака.

Некстати вспоминается желание, которое я обещала Белому.

Он же не воспользуется им?

Ну, совесть взыграет и все дела.

Правда ведь?

Эрик

– Я уже и не помню, когда так веселилась, - возбуждённо говорит мама. Держит меня за руку, поднимается по ступенькам. – Нет ну какая классная свадьба! – говорит она так просто и я поднимаю взгляд. Она смеётся. – Что? Классными только ваши молодежные тусовки могут быть?

– Не только, - улыбаюсь и завожу ее в дом.

Знаю, что где-то в комнатах паучок. И что наша с ней тусовка месяц назад даже со свадьбой не сравнится, мне было здорово, мне понравилось, и если беременна она от меня, не от Сани – я сделаю для нее все.

Это очень глупо, какой из Сани папа?

Усмехаюсь и киваю маме, на ее разговоры. Заходим в дом, и я выдыхаю, слышу, как шумит кондиционер, и горячее лицо студит.

– Где же наша Эммочка, - говорит мама. Она присаживается на диван, с сомнением смотрит на лестницу. – Ушла уже, наверное, спать, ух, - она вытирает влажный лоб. – Эмма чудесная, знаешь...

Знаю…

И убедительный голос мамы звучит легендой, проклятием, мы влипли так внезапно и прочно, смотрю на нее и машинально киваю, и жизни без Эли не представляю уже.

– ...и вот Эмма, - продолжает мама.

– Почему Эмма? - обрываю ее, ерошу волосы, под кондиционером так хорошо, я щурюсь. – Она же вроде говорит, что Эля ее зовут?

– Да, кажется, - мама тоже щурится, подставляет разгоряченное лицо под холодный воздух. – Эмма особенная девочка, Давид даже ругался… - она откидывается на спинку дивана. – Ее Эммой назвали в честь бабушки со стороны матери. Умерли уже и бабушка, и мама… - она теребит костюм. – И Давид считает, что это имя – как честь. Эмма Одинцова – это звучит гордо. Но, может девочке тяжело, я даже не знаю, - мама вздыхает. Бросает косой взгляд на дверь торопливо заканчивает. – Ей и бабушки, и мамы не хватает, и она свое имя не любит, но Давид говорит, поэтому… мой дорогой, ты проводил гостей?

Оборачиваюсь, и вижу Давида. Он чем-то доволен, идёт с букетом цветов.

– Моей любимой женщине, - говорит он, и шутливо кланяется, наклонившись, быстро касается губами ее губ. – Что вы тут с Эриком? – он оглядывается на меня. – Что за спор?

– Не спор, просто разговаривали, - мама улыбается.

– Про Элю, - добавляю.

– Эмма, - поправляет он привычно и выпрямляется, качает головой. –Дочка любит это «Эля», не знаю почему.