Мой сладкий грех - стр. 32
Уже в следующий миг четыре сильные мужские руки обхватывают мое тело, с легкостью подчиняя себе. Они действуют умело, властно и напористо, отчего я чувствую себя просто тряпичной куклой, игрушкой для забавы, которой, собственно, и являюсь.
Беззащитна и растеряна, что так на меня не похоже, я стараюсь держаться и выглядеть опытной, ведь знаю, что, если дам слабину, они просто разорвут меня на куски.
Замираю, когда следующим к моей груди прикасается Марк Данилович. Он обхватывает ее ладонями и до боли сжимает пальцами.
— Ай! Больно!
— У тебя шикарная грудь, Мишина. Природа тебя не обидела.
Прикусываю губу, чтобы не съязвить ему чего похлеще. Знаю, хуже только сделаю. Я уже без трусов и лифчика перед двумя голыми возбужденными мужиками, которые имеют право делать со мной все.
Надо быть осторожной, если, конечно, я реально выйти отсюда хочу целой.
— Не трогайте! – шиплю на босса, бросая молнии в него взглядом. Я его ненавижу. Отчетливо осознаю это в этот самый миг.
— Не бузи, мышка, тебе же нравится.
— Если бы не вы, меня вообще бы здесь не было!
Стискиваю зубы, когда Марк Данилович начинает играть с моими соками. Он массирует их, щипает и большими пальцами касается самих вершинок, растирая и доводя меня до исступления. Внизу живота что-то натягивается от этого и немного покалывает. Странно. Когда я сама трогала свою грудь, такого никогда не происходило.
Видя мою реакцию, Рахманов довольно усмехается своей коронной красивой улыбкой, которую я уже до одури ненавижу.
— Ты могла отдаться только мне, мышка, и с легкостью отработать свой долг, но ты выбрала другой путь. Тебя никто не заставлял продавать себя, ты сама на это пошла, поэтому теперь будь послушной девочкой. Показывать характер уже поздно.
— Ненавижу вас!
Замираю, когда, отпустив, наконец, мои соски, Рахманов наклоняется и шепчет мне прямо на ухо:
— Будешь орать это, когда я буду тебя ебать.
Слезы выступают на глазах, когда я слышу это, но опомниться мне никто не дает.
— На колени, кукла.
Огромная рука Власа ложится мне на плечо, и мне ничего не остается, как опуститься перед ним на колени. Перед ними, точнее, так как Марк Данилович встает рядом, и мне в лицо тут же упираются их вздыбленные члены.
Налитые кровью и возбуждением, крупные, с явной выпирающей вертикальной веной и гладкими, блестящими от природной смазки головками.
— Чего застыла? Работай. Возьми хуй в рот, — чеканит Батырев, смотря на меня сверху вниз, как чертов хозяин жизни, а точнее…. мой хозяин. На три ночи.