Мой персональный миллионер - стр. 25
— Звоню ещё раз и ухожу, — велела себе.
Протянула руку к звонку, и дверь открылась. За ней Герман. Мокрый совсем, в одном полотенце, намотанном на причинное место. Капельки стекались с волос, по груди, потом по кубикам, а затем впитывались в полотенце. Я сглотнула, на миг даже про Дунькины пальцы забыла.
— Э, — сказала глупо я, — вы заняты?
— Из душа вы меня уже вытащили. Вы за солью?
Он приподнял брови, ожидая ответа. Я поняла, что ему смешно, он только усилием воли сдерживает смех, и насупилась сердито — мне не до смеха.
— Та ахинея, которую вы несли на днях. Про брак, завещание и прочие миллионы. Это правда?
— Да, — теперь он выглядел заинтересованным.
— Я согласна. Только без вот этого всего, — ткнула пальцем в его кубики. — Вы — в своей квартире, я — в своей.
Он помолчал. Улыбнулся только едва. У меня внутри все дрожало. Я ненавидела просить. Я привыкла все делать сама. А теперь мой покой и Дунькины пальцы зависят от этого холеного и жизнью балованного мужика. А вдруг откажется? Может, мне стоило плюхнуться на колени и протянуть одно из бабушкиных колечек?
— Откуда в вас столько великодушия?
— Мне миллион нужен, — жёстко сказала я. — Завтра утром. Не позже.
Развернулась и пошла к себе, хотя наверняка нужно прояснить множество вопросов. Потом. Сейчас я напряжена, да и ноги заплетаются, температура, похоже, поднялась. Сейчас выпью таблетку, чаю горячего, с лимоном, может, даже вкусняшку какую-нибудь, раз мне сегодня дочку не кормить. Успокоюсь, потом поговорим. В конце концов, мне уже тридцать один, пора бы и замуж сходить. Для солидности. Все, что не случается — к лучшему. Фамилию заодно поменяю, надеюсь, у него она поприличнее моей.
— Эй, окликнул меня сосед. — Вам в какой валюте?
— Чокнутый, — проворчала я, едва не споткнувшись. — Кубинское песо! — крикнула я. Потом поняла, что с него останется притащить мне миллион песо, а я даже курс не знаю. — Рублей. Знаешь, рубли? Национальная валюта РФ. Я могу картинки распечатать, чтоб в банке показать.
Я слышала, что плачет Соня. Где-то дальше фоном раздавался рев Сатаны. И чётко понимала, что нужно встать, но глаза никак не соглашались открываться. Меня не то чтобы знобило — трясло всем телом. Я потянулась за вторым одеялом, сложенным в ногах, и проснулась — Соня плачет! Достала её из кровати, прижала к себе, спустила майку с плеча. Ребёнок сразу потянулся к груди, жадно ухватился за сосок. Меня как молнией пронзило — я же полкилограмма лекарств съела!
— Проклятье, — выругалась я.
Отняла у ребёнка грудь — Сонька разоралась ещё громче. Молоко прилило с такой силой, что грудь ломило от боли, по майке расплывались мокрые пятна. Я встала, потеряв равновесие и чуть не упав, пошла на кухню. Там в холодильнике в бутылочке уже готово молоко, только подогреть.
Сонька плевалась — ей не нравилась бутылка. Я молча прижимала её к себе и ревела. Нет, я не была плаксой, привыкла к тому, что жизнь — это сражение, и поблажек себе не давала, но сегодня слёзы лились рекой, неудержимо, без остановки. Наконец, ребёнок немного поел. Я насыпала корма коту, достала молокоотсос. Все моё молоко, отравленное таблетками, вылила в унитаз.
Температуру померила — тридцать восемь и девять. Насыпала целую пригоршню таблеток, запила их крепчайшим кофе. Падать мне никак нельзя. На часах ещё восьми нет, а я уже еле стою. Сонька устала плакать и уснула, я отправила Сатану гулять и приняла душ. Когда в дверь позвонили, я как раз вытирала волосы. Кого там принесло? В отражение на себя посмотрела — краше в гроб кладут. Надела халат на мокрое тело, пошла открывать. Герман. За ночь я начисто успела забыть и о нем, и о своей сестрице. А теперь вот вспомнила, блин.