Мой неправильный ты - стр. 10
Ее уж точно кроме свободы ничего не интересовало, но сама Рита объясняла проще: мне столько нужно успеть, на серьезные отношения попросту нет времени! Павел ждал удобного момента, но какое там! Очередная стрелка, бурный обмен новостями, вернее, Ритин рассказ о животрепещущей проблеме, актуальной на момент проговаривания. И убежала – дела, дела!
Аскетичный мыслитель Павел нравился женщинам, смуглолиц, крепко скроен и ладно сшит, задумчивый взгляд шоколадно-карих глаз пронзал собеседника насквозь, ирония и вкрадчивая мягкость привлекала многих, но соглашаться на союз «от взаимного одиночества» не спешил. То ли яростная смесь кровей, восток и запад схлестнулись, гены смешанные, отдельный сказ, как его предки находили друг друга. Карта мира! Предки степные и горные вперемежку – генеалогическое древо фантастическое – что там ни говорите, а генетика рулит. Спокойствие стоика, наблюдательность скептика, но за внешней размеренностью поведения в нем скрывался темперамент настолько бурный, что очередная барышня раздражала спустя два часа после знакомства; все рьяные, замуж и срочно, это бесило неимоверно.
Вот его Рита… Ах, вот его Рита… Иногда его Рита прыскала от хохота, видя золотнику обручального кольца на безымянном пальце его правой руки, хоть и знала, что это память об отце, ушедшем нелепо и рано, и Павел носит его только в периоды отчаяния.
Депрессия, впрочем, никак не выражалась, разве что говорил он значительно меньше и полстакана водки выпивал, не закусывая. Но полстакана и на этом точка, такие не спиваются.
Руку и сердце Павел так и не предложил, а возможно… да все возможно, сослагательное наклонение не в счет, забыли. Может, и верно поступил. Рита с ним откровенна, прониклась уважением, или решила, что он воспринимает ее по принципу: человек-друг, интересный собеседник. Факт утверждает Риту во мнении, что дружба между мужчиной и женщиной не идея-вымысел, нет, у нее же получилось, запросто!
Павел иногда ощущал себя опытным материалом в крепких руках практикующего идеолога «нового феминизма», Рита изобретала собственную теорию и конкретика ее радовала: мужчина не враг, не тайный любовник, не мучитель, не шовинист, с которым ни на секунду нельзя забывать, что женская доля это неустанная борьба за право считаться полноценной личностью, не расслабляясь ни на секунду и самоутверждаясь из последних сил.
– И обрати внимание, дорогой, я Симоной восторгаюсь, определенно восторгаюсь, без преувеличения, но воспринимают ее неверно, она всех одурачила. Она мой идеал, или ролевая модель, современным языком выражаясь, и я не шучу. Свобода для нее главное, но слова, слова! Бла-бла-бла! Жан Поль, мудрейший из мудрейших, сообщил ей через два года после подписания их супружеского манифеста, господи, как только речь о свободе, пусть личного характера – тут же манифесты рекой! Он заявил ей, как философ философу, исследуя перспективы брака «вообще»: это ж такая тоска, Симона, быть с тобой постоянно вместе! Жить вместе – нет, никогда! А дальше все примерно как у моей Натальи Петровны, только Сартр не герой-любовник, а теоретик вопроса скорее. И Симона не студенточка-бразильянка, сообразила вмиг:
– Рита, ну как ты можешь! Чушь! Почему не веришь, что она его просто любила, по-бабьи!