Мой немой Афган - стр. 11

– реализация разведывательных данных, поступающих от разных источников (военных советников, советников ХАДа, Царандоя, групп «Каскад», «Кобальт», ГРУ ГШ, командования полка и дивизии с записью в журнал боевых действий);

– совместные действия с группами «Каскад», «Кобальт», подразделениями Царандоя и афганской армии, разведротами полка и дивизии;

– обеспечение боевых действий подразделений полка и дивизии, как бронегруппой, так и в пешем порядке;

– участие в десантных тактических операциях;

– участие в перехватах караванов с оружием и боеприпасами;

– участие в выполнении задач особой важности.

В общем, недостатка участия в различных боевых действиях не было, причем круглосуточно.

Командир дивизии, исходя из положения роты, решил создать на основе штатного подразделения полка внештатный сводный отряд особого назначения (СООН). Отряд должен был иметь возможность действовать самостоятельно, в отрыве от основных сил, и решать большой комплекс задач. Отдельные отряды спецназа ГРУ ГШ на территории Афганистана начали массово действовать с 1984 года. Они забрали себе часть специфических задач, которые до них приходилось выполнять разведывательным, десантным, десантно-штурмовым и мотострелковым подразделениям. Идею сводного отряда командир дивизии согласовал с командиром полка, в штате которого находилась рота, и, конечно, не мог получить иного ответа, кроме положительного. Насколько я знаю, он решил выступить инициатором создания таких отрядов, доложив свои соображения командарму. Первоначально он получил ответ типа: «Ваша дивизия, ваша зона ответственности, задачи знаете, выполняйте их эффективно любыми дозволенными способами». Так, в середине июня 1981 года комдив совместно с командиром полка, ставя задачу, сказал: «Армия не против, но все ложится на нас, будем создавать своим решением, своими силами, а по поводу закрепления и выделения вертолетов и оборудования вертолетной площадки в городе с Кабулом договорится начальник штаба».

Но обстановка в Афганистане менялась иногда мгновенно и непредсказуемо. В последних числах июня начальника штаба дивизии с кандидатом на должность командира сводного отряда вызвали в Кабул, причем озвучили мою фамилию. Летели на Ан-26, прибыли в штаб и попали на совещание, проводимое начальником штаба армии. Также от армии присутствовали начальник разведки, начальник оперативного отдела, особист и представитель КГБ, как позже я узнал, руководитель действиями всех отрядов «Каскад» на территории ДРА, полковник, позже ставший генералом. Все скоро прояснилось, в Москве были приняты окончательные сроки и уточнены места расположения групп «Каскад», и идея нашего комдива получила быстрое распространение, но уже как идея армии. Было принято решение о создании сводных отрядов в трех дивизиях и двух отдельных полках – всего пять – для решения задач особого назначения, в том числе организации совместной работы, взаимодействия, реализации разведывательных данных и обеспечения действий отрядов и оперативно-боевых групп (ОБГ) спецназа КГБ СССР «Каскад». В зонах ответственности других соединений и частей эта работа была поручена командованию отдельных мотострелковых и десантно-штурмовых бригад.

Во времена Советского Союза во всех организациях над любой структурой верховенствовала партия. Так было и в Афганистане. Наш старший партийный советник был советником уполномоченного ЦК НДПА – одного из восьми заместителей или, как бы сейчас назвали, «полномочных представителей» Бабрака Кармаля. Он фактически руководил работой всего советского аппарата советников северо-восточной зоны, а также и представителей КГБ и МВД. Не подчинялась партсоветнику только армия, но авторитет Тихоныча, как называли его офицеры, был настолько велик, что к нему прислушивались все и всегда. Ни один военный совет не проходил без участия, а точнее, без фактического руководства старшего партийного советника, ни одного решения не принималось без согласования с ним. Этот человек наиболее полно и глубоко владел ситуацией в стране, прекрасно разбирался в особенностях афганского государственного и общественного устройства. Именно он был тем человеком, с которым у меня состоялась обстоятельная беседа о моей будущей службе в первый день прибытия в город. Он сразу познакомил меня с представителями местной власти, с нашими советниками и специалистами. Всё и всех расставил по своим местам. До сентября, когда истек срок его командировки, у меня не возникало особых проблем во взаимодействии ни с местными властями, ни с нашим советническим аппаратом. Тихоныч всегда был готов в любое время, когда бы я к нему ни обращался, дать исчерпывающий ответ на вопрос и предложить дельный совет. К нашей роте он относился очень хорошо, воспринимая ее как почти единственную реальную военную силу, и всегда подчеркивал в разговорах и с советниками, и с афганцами, что в каждодневных боевых действиях участвуем в основном только мы. В роту он приезжал практически ежедневно, беседовал с офицерами, солдатами, интересовался всеми вопросами быта и жизни, ну и, конечно, не отказывался помыться в нашей самодельной бане и искупаться в бассейне, воду в который почти неделю наливали пожарными машинами. Бывали и застолья, но очень редко, выпивал он немного и не был человеком, который свои проблемы решает с рюмкой. В общем, через самое короткое время, а на войне все решается и оценивается в разы быстрее, у нас сложились настоящие дружеские отношения. Он был старше меня лет на пятнадцать и относился, как старший брат. Поощрял и содействовал становлению хороших отношений с руководством «Каскада» и «Кобальта», другими военными и партийными советниками, справедливо считая их основой успеха в решении любых проблем и задач, которых всегда хватало.