Мой личный доктор - стр. 16
— Просто она была слишком навязчивой.
Закатываю глаза.
— Да ты что?! — смеюсь я.
— Я пойду своему Костику, — имеет в виду сына, — позвоню, узнаю, как они там справляются без меня.
— Вот это здравая мысль.
Кладу руку на подлокотник деревянного стула. И, заскучав, смотрю на переливающиеся огоньки под потолком. Подожду, пока очередь у столика с десертами немного рассосётся и возьму два: себе и подруге.
Через минуту после ухода Майки рядом со мной вырисовывается эффектная фигура Ткаченко.
— Как ваше самочувствие, Ульяна? Вы поели?
Увидев его, пугаюсь. Быстро кручу головой. Если Майка увидит, что мы разговариваем, она опять устроит истерику. Я не хочу опять с ней ссориться. Скорей бы он ушёл.
— Да, всё хорошо, Константин Леонидович. Не переживайте, я вам очень благодарна за заботу. — Суечусь, пытаясь усесться поудобнее, излишне активно полируя своей пятой точкой сиденье стула.
Доктора я, скорей всего, никогда больше не увижу, а Майка какая-никакая, но единственная подруга.
— Думаю, давление в норме, можете возвращаться за столик к вашей, — подбираю слово, — очередной.
Вот, блин, ляпнула. Не сдержалась.
— Моей очередной? — смеётся Ткаченко и ловит мой взгляд. Стул и вовсе становится пыточным, всё же есть в докторе что-то такое, отчего женщинам неуютно. — Александра Петровна долгое время работала у меня медсестрой.
Оборачиваюсь на дверь. Говорю как бы в сторону:
— И вы таскали её по подсобкам? — Затем снова к нему, глаза в глаза: — Без устали накладывая гипс?
Доктору снова весело:
— У вас острый ум, Ульяна Сергеевна, или язык без костей, я ещё не определился.
— А куда делась Ирочка? — опять назад, на дверь, потом на него.
— Устала. Решила поехать домой. Я вызвал ей такси.
— Бывает. Вы утомили её своим обаянием?
Доктор улыбается.
— У вас, кстати, гипс наложен криво. Я бы сделал лучше.
— От меня отказался лучший травматолог этого города, так что, — пожимаю плечами, — как есть.
— Можно я присяду?
— С какой целью?
— Нагреть место вашей подруге, Ульяна Сергеевна.
Не хочу постоянно болеть вирусами, поэтому идея мне совсем не нравится. Но выгнать в истеричной форме тоже не могу. Всё же я ещё не совсем ку-ку. А Ткаченко, не дождавшись моего ответа, садится.
Моя рука всё ещё лежит на деревянной ручке стула. И доктор Зло умудряется плюхнуться на соседний так «аккуратно», что мой мизинчик оказывается между его и моим подлокотниками.
Это здоровая рука! И, к счастью, не те пальцы, что он прибил дверью, но… Но это офигительно больно!
Защемив мне мизинец, Ткаченко тут же подхватывается, забеспокоившись, и берёт меня за руку. Крутит, смотрит, щурится. Я ору от боли и посылаю его по разным адресам, куда, естественно, традиционная почта не доходит.
Он поднимает меня со стула, приобнимает, подсовывая руку под мышку, и придерживая травмированную конечность, тащит в коридор.
— Открытой раны, слава богу, нет, но надо срочно под холодную воду.
Наша слипшаяся человеческая многоножка проплывает мимо Майи. Плохо! Очень плохо. У неё даже разжёванная подушечка орбита без сахара изо рта выпадает от увиденного.
Ну всё! Теперь мне точно никогда не получить радости в постели с мужчиной.
Но сейчас не об этом. Из глаз сыплются звёздочки. Палец хочется оторвать с корнем. Доктор тащит меня к раковине мужского санитарного узла и, включив ледяную воду посильнее, сует руку под струю.