Мой хищник - стр. 25

Приоткрываю глаза. Осторожно, чтобы не выдать того, что успела проснуться.

— Вставай. На тумбочке лекарство.

Только мычу.

— Мне нужно, чтобы ты приняла душ, приняла лекарство и побрызгала все тело вот этим.

Разлепляю глаза и смотрю на своего похитителя. Он, увидев, что стал объектом пристального внимания, кивает вперед, видимо, указывая на специальные средства, про которые говорит.

— А канкан не станцевать? — хриплю я.

— Если я скажу, задерешь юбку и спляшешь, — злится он.

Медленно поднимаю голову с кровати, дрожащей рукой беру две таблетки с прикроватной тумбочки, запиваю водой. Неловко ставлю стекло обратно и задеваю баллончик, похожий на дезодорант. От моего движения он катится на пол.

В глаза будто песка насыпали, такое сумрачное и пограничное с болезнью состояние.

— Покажи рот, — приказывает он, подходит и сжимает щеки. Приходится послушаться. Проверяет- все ли таблетки проглочены, не осталась ли одна за щекой или под языком. Черт, хорошо, что мне это сразу в голову не пришло, иначе сейчас пришлось бы действительно получить по шапке за такое самоуправство.

— Доволен?

Я силюсь удержать себя в руках, чтобы не упасть, в глазах все плывет и двоится, слабость опутывает паутиной. И вдруг чувствую, как его пальцы на моем лице расслабляются. Он будто легко проводит костяшками тыльной стороны ладони по моей щеке, задевает волосы, возвращается к губам и ведет большим пальцем по нижней губе.

Ловлю его взгляд. Внутри все переворачивается: это не черные глаза похитителя, нет. Это космос, в котором загораются и гаснут звезды, летят кометы, взрываются планеты. Я тоже замираю, оглушенная тем, что вижу перед собой. Он будто бы не дышит – грудная клетка в простой белой футболке с небольшим вырезом, открывающим едва заметную поросль, не двигается. Я и сама не дышу, лишь внимаю вибрации, поднимающейся между нашими телами.

Дрогнув, его большой палец надавливает на мою губу, чуть входит в рот, и тут он выдыхает, не отводя горящих, искрящихся электричеством глаз, от меня. Не двигаюсь, только смотрю, как дрожит жилка на его шее – кажется, он невероятно сильно напряжен, возбужден и держит себя в руках мощным усилием воли.

Я сглатываю и это будто бы приводит его в чувство. Он словно вырывается из фантазии, из мира грез, в которых только что находился.

— Как ты…себя чувствуешь? — хрипло и тихо спрашивает он, спрятав кулаки в карманы брюк.

Хищник нависает надо мной темной горой, и я себя чувствую маленькой серой мышкой, которая смотрит снизу вверх на огромного голодного удава.

Понятия не имею, как себя чувствую. Как птичка в клетке. Как кролик в коробке. Как бабочка с иголкой в тельце в альбоме коллекционера.

— Голова не болит? — уточняет он.

И тут я понимаю, что, похоже, его таблетки подействовали: голова и правда не рассыпается на миллиарды частиц, сухости и ощущения колючего комка в горле нет, и вообще во всем теле парит привычная бодрость и легкость.

— Понятно, — сухо бросает он и отстраняется.

— Постой. Что это было в лесу? То, что я видела, это было на самом деле, это не плод моего воображения, — молю его, чтобы хотя бы в этот раз был честен. — Я видела, как твой охранник превратился…превратился…в волка. И там, на поляне, другой большой волк зализывал мои раны.

Опускаю голову и смотрю на свои руки. Лак на коротких ногтях облупился, руки в царапинах, на ладони возле большого пальца образовалась заноза. Закатываю глаза. Это точно не руки художницы, не руки мисс Пристли, наследницы огромного состояния, нет. Это руки какой-то прачки, не меньше. Пытаюсь подцепить краешек тонкой занозы обрубками ногтя, но удалить ее не получилось.