«Мой друг – инопланетянин!» - стр. 19
Мысли были прерваны приглушенным разговором, донесшимся из слухового окошка.
– Слышь, Седой, стой там. Я проверю. Хоть и не люблю когда высоко. Болезнь, говорят такая есть, век воли не видать!
– Отвянь, сам проверю. Устал на нарах чалиться, разомнусь. Глядишь, мочкану падлу. Развлечемся! – возразили ему.
Тут же я увидел вцепившуюся в дверной проем кисть, и на свет божий (солнце уже зашло, то есть божий свет был лунным) вылез мужик с короткой стрижкой и лицом неандертальца.
– О, блин! Здесь чморик! – воскликнул он и сделал приглашающий жест рукой. Дружелюбно улыбаясь, он вылез наружу и шагнул в мою сторону.
Железо тут же подломилось, похоже, сломалась деревянная балка (уж больно серьезный чув был Седой в плане комплекции) и мы вместе кубарем покатились по крутому скату крыши.
***
Если пересказывать происходящее тогда – по прошествии некоторого времени я все-таки научился вспоминать об этой истории без содрогания – то помню я только то, как мимо мелькали печные обрубки, и я, стараясь зацепиться хоть за что-то, бесполезно ранил руки об острые стыки кровельного железа. Не знаю, что чувствуют парашютисты, но у них все же есть надежда на то, что они приземлятся и останутся живы. У меня ее не было. Я летел с крыши пятого этажа во двор-колодец дома номер тридцать три по семнадцатой линии Васильевского острова.
***
Паленый встал из-за стола. Трое оставшихся братков тут же напряженно-вопросительно посмотрели на него. Потом на дверь. Помощи было ждать неоткуда. Все, кто остался в квартире, подмоги из себя более не представляли.
– Не боись, – цедя слова, сказал Паленый. – Спать пойду.
На сон грядущий он налил себе стакан водки. Подцепил маринованный огурчик. Огурчик вкусно блеснул в свете лампочки. Глаза Паленого стали задумчивыми, на губах появилась полуулыбка, как будто он вспомнил что-то очень приятное. Залпом опрокинул стакан, закусил. Встал и отправился спать.
Он тихо затворил за собой дверь, и огляделся в недоумении – в его комнате пахло гарью, на полу ровным тонким слоем лежал пепел. «Пожар, что ли? – с опаской подумал Паленый и уже приоткрыл дверь, чтобы выйти, но тут заметил какой-то белый сверток, отсвечивающий в глубине камина. – Век воли не видать, схрон, что ли буржуйский выпал, что в печке заныкан был? На хрен он мне, братков, что ли, позвать? Пусть приколются». Он снова открыл дверь, вышел в коридор и понял, что больше всего на свете хочет сейчас лечь в кровать. И что бы никакие братки не гоготали у него в комнате, не делили бы долго и шумно буржуйские брюлики… а там, глядишь, и до поножовщины дойдет. «Не… с таким раскладом я не скоро спать лягу», – подумал Паленый. Он все же вернулся в гостиную, чем насторожил только успокоившихся охранников, налил еще полстакана водки, выпил, закусил.
– Ну бывайте. Сюси тройме, – пошутил он.
– В каком трюме? – испуганно спросил один из братков. При таком обилии авторитетов он вконец запутался в субординации, но Паленого боялся чисто инстинктивно.
– Сюси тройме! Что значит, по-немецки, «сладких снов!»
– Во, он еще и немецкий знает, – донесся безнадежный голос до Паленого, удаляющегося в сторону своей комнаты.
«А что же все-таки в этом пакете?» – Паленому стало любопытно. Он подошел к камину и вытащил пакет.
***
В последнюю секунду, уже соскользнув с крыши, я попытался зацепиться за край водостока, что мне почти удалось. Но тут в него с силой ударилось что-то тяжелое, на миг в метре от меня мелькнуло искаженное страхом лицо бандита. Водосток предательски хрякнул ржавыми креплениями и я услышал глухой хлопок ударившегося об асфальт тела. Через мгновение крепления все-таки не выдержали и я обрушился вниз, в темноту колодца.