Мой Армагеддон - стр. 4

– Определи сначала оставшуюся грань, от нее и двинешься, – снова дал подсказку Ангел.

– Куда? – чертыхнулся я в сердцах.

– К себе, – передразнил меня заумный Хранитель, – ты же там.

Я перестал пялиться в белизну пространства и сел на «облако», надо было собраться с мыслями.

– Я умер?

– В том виде, как сейчас, почти.

– Я живой?

– В том виде, как надо бы, нет.

– Здорово прояснил, – усмехнулся я, понимая, что запутываюсь окончательно.

Светящийся комочек весело скакал по костяшкам пальцев, исполняя то ли детскую считалку, то ли танец какого-то дикаря.

– Сколько у меня времени? – спросил я неожиданно сам себя.

Ангел перестал прыгать:

– Для себя Здесь – вечность, для себя Там – два воплощения. Кстати, в следующем ты – хорошенькая.

Огонек быстро замигал, и я догадался, что мой Хранитель хохочет.

– Ну, что выберешь?

– Ладно – согласился я сам с собой – если хорошенькая, давай назад…

Утром я проснулся в своей кровати, рассохшиеся, скрипящие ставни старого дома были распахнуты настежь, и внизу, под окнами слышались возбужденные голоса. Со странным чувством потерянного во сне чего-то особенного, я высунулся наружу. Роскошный дуб, знакомый и любимый с детства, развалился на две уродливые части, словно неведомый великан разломал его просто так, ради забавы, и ушел, довольный своей выходкой.

Садовник, задрав голову, увидел меня и прокричал:

– Сэр, ночью была гроза, молния разрезала старину Джорджа (так мы называли дерево), как пирожное.

Он с восторгом указал на обломки исполина и, помявшись, добавил:

– Вам повезло, сэр, что Джордж не выбрал дом.

Согнув руку в локте, садовник изобразил, как дуб мог рухнуть на мою спальню.

Я усмехнулся и ответил:

– Это не Джордж, это выбор молнии.

После чего взглянул на руку, и мне показалось, что костяшка указательного пальца слегка осветилась.

– Спасибо, – кивнул я «светлячку» и отправился на… свой Армагеддон.

P. S. Иногда безумство автора полностью излечивается талантом и наличием воображения у Читателя, на что я искренне надеялся, начиная эту историю.

Имеющий душу, найди в себе силы терпеливо дойти до конца повествования, ибо все, что узрят глаза твои ниже и осознает разум позже, – о той жемчужине, которую Всевышний с величайшей любовью поместил в раковину твоего тела и обладание коей есть не просто богатство чудесное, но сама жизнь вечная.

А сколько раз говорено многими, строк исписано тысячи и на камне, и на холстине, и на бумаге вощеной и беленой, какие только «спины» не подставлялись под буквы, таящие истины, ведающие о том, как Искра Божья, душа человеческая, входит во Храм телесный, дабы соединить Сына и Отца, живое с мертвым, Задуманное с Истоком.

Мы же, помолясь о чистоте помыслов, с сердцем, наполненным спокойной радостью и искренним расположением к читателю, поведем его через дебри подсознания туда, куда задумали, памятуя о том, что он, наш драгоценный ведомый, воплощен в теле, что наполняет его силой и душевным светом, о чем он, как минимум подозревает.

Ежели читатель оказался воинствующим приверженцем вызывающей удивление и дружный хохот на тонких планах теории господина Дарвина и всерьез рассматривает себя в качестве потомка далекого примата, определяя свою задачу в этом мире исключительно как удовлетворение физиологических потреб, он может преспокойно использовать данный текст на любые, пришедшие ему в голову, возможно, даже самые неординарные цели, не утруждаясь дальнейшим прочтением.