Мотя - стр. 13

, а не Пыталовский район». Согласись, странно держаться за никчемный кусочек суши, и в то же время отдать Норвегии огромную территорию в Баренцевом море, да еще с 2 миллиардами баррелей углеводородов – это объясняется тем, что только суша является составной частью тела Адама Кадмона. Но о сердцах ничего не нашел.

– Похоже, нам здесь не одну неделю сидеть придется, – печально сказала Мотя, устало потягиваясь. Она заглянула через плечо старичка, и прочла:

Члену Донского войскового правительства Павлу Агееву

Открытое письмо

Если бы все человечество, за исключением одного лица, придерживалось одного определенного убеждения, а это одно лицо – противоположного, то человечество было бы настолько же не право, если бы заставило замолчать этого одного человека, как был бы не прав этот один человек, если бы, имея на то власть, заставил бы замолчать человечество.

Имеете ли Вы и все войсковое правительство право утверждать, что вы правы с точки зрения Джона Стюарта Милля?

Старичок проследил за взглядом Моти, снова выдрал лист из тетради, и швырнул его в урну: – Письмо вот пишу, с декабря семнадцатого. Никак написать не могу.

– Ой, извините, – смутилась Мотя, – я нечаянно подсмотрела, не специально.

– С декабря семнадцатого? Это же…, – Кока прикрыл глаза, и начал крутиться вокруг своей оси, шевеля губами – Мотя знала, что Кока так считает, у него были свои, особенные отношения с числами.

– Долго, внучек, долго, – закивал старичок, – и все никак не успеваю. Они меня раньше расстреливают.

– Расстреливают? – Мотя удивленно разглядывала странного собеседника, – а вы кто?

– Миронов, Филипп Кузьмич, комконарм-два. Командующий Второй конной армией.

– Аа… расстреливают?

– Точно! – радостно закивал старичок, – расстреливают, шельмы. Каждый год, с Рождества, сажусь им письмо писать, пишу до апреля, все никак не успеваю. А в апреле, стало быть, расстреливают. Да вы не обращайте внимания, тут все привыкли уже. А вы, я смотрю, тоже чем-то озаботились? Расскажите дедушке, а то у меня от писанины уже пальцы сводит, туннельный синдром.

Мотя и Кока рассказали о Либерее, о золотой пластине и пергаменте, о своих неудачных поисках.

– Ага-ага, – покивал командарм, – так зря вы тут ищете. Это вам в секретную Ленинку надо. Я предметом не особо владею, но знаю, что есть там книга о крови – вы ее сразу увидите, не ошибетесь. А когда поймете, что такое кровь, то и о сердцах все станет ясно.

– А как попасть в секретную Ленинку? – спросил Кока.

– Она в метро-2 находится, тоже секретном. Туда пропуск надо. Вход братство магнуситов охраняет. Где пропуск взять – не знаю, – Миронов печально пожал плечами, – но ведь нет таких крепостей, которых большевики не могли бы взять, верно?

– Ну это да, это конечно, – сказала Мотя. – Спасибо за информацию.

– Да не за что, ребята, приходите, обращайтесь, если что, я всегда тут сижу. До апреля, по крайней мере.

– И долго вам еще так? ну, писать? – спросил Кока.

– Думаю, до второго Пришествия. Ленина, я имею в виду.

Кока представил себе гигантского Адама Кадмона в виде Евразии с лицом И., и засомневался, правильно ли они делают, что ищут его сердца.

– Ну, до свидания, – Мотя пожала старичку руку, – мы пойдем, пожалуй. Будем метро-2 искать и этих, как их, магнуситов.

Ребята вышли из библиотеки.