Мост - стр. 10
– Итак, Орр, на чем мы с вами остановились?
– Кажется, последняя конструктивная идея из ваших уст – насчет того, что мост может быть сном.
У доктора Джорджа опускаются уголки рта.
– A чем докажете, что мост не сон?
– А чем докажете, что все это не сон?
Доктор откидывается на спинку кресла, на лице – понимающее выражение.
– Вот именно.
– Ладно, доктор, так чем докажете, что это не сон? – улыбаюсь я. Врач пожимает плечами.
– Спрашивать меня об этом бессмысленно, ведь я – из сна. – Он наклоняется вперед. Я поступаю точно так же, мы едва не сталкиваемся носами. – Что означает запертая карета? – произносит он.
– Надо полагать, я чего-то боюсь, – рычу в ответ.
– И чего же вы боитесь? – шипит в упор Джойс.
– Сдаюсь. Скажите вы.
Еще несколько секунд мы играем в гляделки. Победа в итоге за мной. Доктор выпрямляет спину и выдыхает с таким присвистом, что я даже недоумеваю: может, кресло под ним надувное и в кожзаменителе образовалась дырка? Он что-то записывает в блокнот и деловито спрашивает:
– Как идет ваше расследование? Я чую подвох. Щурюсь:
– О чем это вы?
– Пока вы находились в больнице, да и после выписки, до недавнего времени вы держали меня в курсе. Говорили, что выясняете насчет моста. Тогда вам это казалось исключительно важным.
Я снова откидываюсь в кресле:
– Да, я пытался кое-что выяснить.
– Но потом опустили руки, – кивает доктор, записывая.
– Я пытался. Писал во все конторы, бюро, департаменты, библиотеки, институты и газеты подряд. Ночи напролет переводил чернила, неделями просиживал в прихожих, приемных и коридорах. Кончилось все это писчим спазмом, жуткой простудой и вызовом в Комиссию по (пере)расходу прожиточных средств амбулаторными пациентами – там не могли поверить, что я вбухал столько денег в переписку.
– И что вы обнаружили? – забавляется доктор Джойс.
– Пытаться узнать что-то стоящее абсолютно бессмысленно.
– И что же вы считаете стоящим?
– Где находится мост? Что с чем соединяет? Сколько лет назад построен? И так далее.
– Неужели ваши поиски оказались совершенно неудачны?
– Сомневаюсь, чтобы удача имела ко всему этому какое-то отношение. Похоже, просто никого ничего не волнует. Мои письма исчезали без следа, или возвращались нераспечатанными, или сопровождались ответами на неизвестных мне языках. Более того, их не могли прочесть и все, к кому я обращался.
– Хорошо, хорошо, – машет ладонью врач. – У вас проблема с языками, не правда ли?
Да, у меня проблема с языками. В любой секции моста разных языков – до дюжины: специальные жаргоны, созданные разными гильдиями много лет назад, измененные и развитые с тех пор до такой степени, что совершенно непонятны посторонним. Сейчас уже никто не возьмется сказать, когда и при каких обстоятельствах они зародились. Как выяснилось по моем выходе из комы, я говорил на языке персонала и администрации – это официальный, государственный язык моста. Но все остальные, кого ни возьми, знают еще как минимум один язык, обычно связанный с их профессией или общественным статусом; я же этой способности лишен. Когда я выхожу на кишащие народом главные улицы, добрая половина разговоров для моих ушей звучит сущей абракадаброй. Меня такая языковая избыточность лишь немного раздражает, а вот тяжелым параноикам из числа пациентов доктора Джойса на этой почве наверняка должны мерещиться заговоры.