Москва – Маньпупунёр (флуктуации в дольнем и горним). Том II. Схватка на плато Маньпупунёр - стр. 4
Так в каком-то трансе, полузабытьи он прошёл почти сутки, а ему казалось, что три. Воля и жажда жизни, когда нужно перешагнуть через – не могу, гнали вперёд.
Вместе с обоими батонами хлеба и последней бутылкой воды прошли и ещё одни сутки движения по подземному ходу. Иногда от усталости его охватывали сомненья, но повернуть назад значило верную смерть, а что впереди и главное – через, сколько ещё часов или дней, неизвестно. Он гнал от себя эти мысли, пытался давить их в зародыше, но они с упорством морских змей Лаокоона лезли и лезли в голову.
На третьи сутки ему повезло, откуда-то сверху в туннель пробивался, едва видимый свет и с потолка капала вода, он жадно пил прямо из лужи на полу сухими губами ощущая такой замечательный вкус чистой влаги. Не хотелось уходить от света, но он заставил себя идти вперёд, правда, до того, долго вспоминал с какой стороны пришёл, дабы не возвращаться нечаянно назад. Наполнил все пустые бутылки водой (не забыв похвалить себя за то, что не выбросил) и напился впрок, так что его едва не вырвало.
Потом он стал видеть впереди мелькание каких-то теней, их становилось все больше и больше, они бесшумно скользили по стенкам узкого хода и почти касались его. Иногда Семена останавливал свежий ветерок, незнамо откуда прилетающий, и так же не ведомо куда, исчезающий.
В какой-то момент он стал слышать в полной тишине и мраке подземелья чьи-то невнятные голоса и бормотанье, силился разобрать, что такое важное они хотели ему сообщить. Много раз он встречал крыс, ещё издали узнавая их по специфическому запаху и шуршанию быстрых ног.
Однажды во сне, после этого он не спал лёжа на спине, подложив руку под голову а, только прислонясь спиной к стенке туннеля, одна из них его укусила за нос. Он ударил пасюка рукой, но тот видимо голодный отпустил надкушенный кончик только после того как обе руки схватили его за бока. Убегая, он возмущённо пищал по своему, сетуя на неудачу. ССС научился чувствовать капли конденсата в тех местах, где потолок и стены были гладкими, будто отшлифованными, и жадно слизывал их языком метрами.
Наконец, когда шум голосов в подземном ходе стал зашкаливать и, ответив им звериным воем, длившимся неизвестно сколько, когда Семенов понял что сходит с ума, случилось и вовсе непонятное.
Совершенно отчётливо в темноте (?) он увидел, как прямо сквозь него пробежала группа волосатых людей с горящими факелами, в трапециевидных лаптях на босу ногу. Впереди простоволосые женщины в холстяных безполиковых рубахах почти до пят с малыми детьми грудничками в платках через плечо, а те, что постарше на руках и за спиной, за ними отроки обоих полов, кто и босиком. А сзади тылы прикрывали угрюмые бородатые мужики с длинными топорами и косами, а кто-то и с мечами в руках. На головах у них были по самые глаза нахлобучены смешные шапки-шлыки. Поверх рубах, что короче бабьих – чуть ниже колен, были надеты толстого лыка плетёные рубища «боевые рубахи», как понял Семён для защиты от ударов сабли плеч, спины и груди, руки они позволяли держать свободными для действий оружием, внизу на уровне бёдер половины соединялись пеньковыми завязями. Как у мужчин, так и у женщин по вороту, на рукавах и по нижнему краю рубах были вышиты славянские руны – обереги, большинство были опоясаны также расшитыми широкими кушаками. Двое были вооружены, длинными в рост, мощными луками и почти пустыми берестяными колчанами для стрел с металлическими наконечниками. Из-под рубах были видны исподнее и такие же светлые портки, от щитолок и почти до колен крест-накрест «косой решёткой» подвязанные серой пенькой от задников лаптей. Трое, самых здоровых и коренастых, тащили на себе раненых.