Московский Целитель. Я пришел править - стр. 12

На чай Емеля поначалу согласился, но вот напиток, заваренный из пакетиков, считать таковым категорически отказался.

– Это ж вода просто, – с подозрением заглянул в гостевую чашку малыш, а затем отодвинул от себя подальше. – Цвет есть, запах есть, а все остальное – дрянь сплошная.

– Так уж и дрянь, – не согласился я с домовым. – Может быть, тебе просто непривычно?

– Да ты сам посмотри, – взмахнул маленькой ручкой домовой. – Внутри не травы, а пыль одна, вдобавок с какой-то грязью перемешанная. Пакетик непонятно из чего сделан, веревочка вообще какой-то дрянью пропитана.

Емеля говорил с такой искренней убежденностью, что мне и самому как-то расхотелось пить чай из пакетиков. А вот трюфельные конфеты домовому определенно понравились. Он так смешно сощурился, когда засунул одну в рот целиком, что я не смог удержаться от широкой улыбки. Было видно, что ему очень хочется еще, но домовой дисциплинированно держал руки на коленях и даже не пытался тянуться за следующей.

– Емеля, ну ты чего в самом деле? – не выдержал я мучений домового. – Тебе же сказали, угощайся, значит можно кушать не стесняясь.

– Дедушка говорит, что надо быть скромным, – застенчиво улыбнулся малыш. – А то я сейчас все конфеты съем, и мне потом будет стыдно.

– Не будет, – снова улыбнулся я. – Это же я предложил, а не ты их сам берешь без спроса. Но все равно молодец, что дедушку слушаешь.

– Дедуля у меня мировой, – снова счастливо прищурился Емеля, жуя вторую конфету. – Он здесь недалеко домовой, в Центральном районе. Раньше на том месте деревня стояла, так вот мой дедушка в доме старосты хозяйничал.

– Ничего себе, – впечатлился я. – Прям заслуженный домовой.

– Конечно, заслуженный, – приосанился Емеля. – У плохого домового человек никогда карьеру не сделает. Если дома порядка нет, то никакая работа ладиться не будет.

– А потом что? – Мне действительно стало интересно. – И это в какой деревне было? Челобитьево?

– Почему Челобитьево? – удивился Емеля. – Село Мытищее, оно здесь с незапамятных времен стояло. Дед сказывал, что когда староста новый дом построил, вот тогда он к нему и попал.

– Обалдеть! – всплеснул я руками. – Это же сколько всего интересного он мог видеть. Ему уже давно пора на пенсию и мемуары писать обо всем, что видел.

– Да ты что! – замахал руками Емеля. – Если домовой хозяйские тайны всем подряд рассказывать станет, то не видать ему покоя. Ни на этом свете, ни на следующем.

О как! Никогда бы не подумал, что в потустороннем мире такие строгие правила. Казалось бы, чего бояться? Уголовный кодекс домовым явно не грозит. Что же тогда? Соседи заругают? Или Священная Инквизиция придет? О каком покое он тогда рассуждает?

– И что же, например, может случиться? – Я решил не ломать голову и спросить напрямую. – Другие домовые осудят?

– Да нет же, – вновь замахал руками Емеля. – Вернее да, и это тоже. Но это не главное. Домовой защищает дом – значит, и тайны его тоже. А здесь как бы сам вынес чужое добро наружу. И все. Дом такого отвергать начнет, дела делаться не будут, а там, возможно, и совсем придется от предназначения отказаться. Ну и после смерти тоже ничего хорошего.

Домовой замолчал, углубившись в какие-то свои мысли. Мне даже показалось, что он попросту забыл о моем существовании.

– Эй! Емеля! – окликнул я домового. – А что значит после смерти? Там же нет ничего.