Московский апокалипсис - стр. 25
– Эй, дядя! – перебил его Пётр. – Вот, гляди: часы. Золотые! Довези нас до Рогожской или Спасской заставы, и они твои. А пограбишь ночью.
– Ешшо чаво! – закапризничал мужик. – Я, чем с вами нянькаться, втрое больше наберу. Эвона: заходи да бери што хошь! А вы ступайте своею дорогою…
Пётр посмотрел на измученное лицо Ольги, перевёл взгляд на друга. Тот понял его без слов. Взял возницу левой рукой за грудки, приподнял на воздух, а правой отвесил крепкую затрещину. Потом усадил обратно в телегу и сказал:
– Дышать будешь, как я скажу. Понял, крысиная душа?
– Как не понять… – скорбно пробормотал мужик, подбирая вожжи.
Ахлестышев живо сбросил с телеги узлы, усадил туда женщин и скомандовал:
– К Рогоже!
Буланка рванула так, что арестанты едва за ней поспевали. Пролетев необъятный квартал Воспитательного дома, телега свернула влево и по Яузскому мосту перебралась в Таганскую часть. Открылась красивая панорама Швивой горки. Посреди неё, как скала, возвышался огромный трёхэтажный дом с портиком и бельведером. Это был особняк, бывший купца Судовщикова, а ныне генерала Тутолмина. Кто-то засел в бельведере и стрелял оттуда в неведомую цель. С колокольни соседнего храма Николы за Яузой били в набат. Им отзывались у Николы в Котельничах и Спаса в Чигасах, а издалека вторили соборы Новоспасского и Симонова монастырей. От этого тревожного звона щемило душу.
Телега выехала на бесконечно длинную Николо-Ямскую улицу. Она была забита народом. Десятки повозок и экипажей тянулись к выходу из города. А на тротуарах и в особняках уже кипела работа. Французские солдаты и местная чернь, в полном согласии друг с другом, громили лавки и кабаки. Трещали двери зажиточных домов, звенели стёкла, летела на улицу рухлядь. Плечо к плечу, не говоря ни слова, две силы сноровисто занимались грабежом. Без конфликтов и ссор: добычи хватало на всех. Ахлестышев только диву давался на такую согласованность…
Между тем начинало уже темнеть. Каторжники, выбившись из сил, тоже разместились в телеге, и буланка сразу сбавила ход. Вот слева промелькнул Андроников монастырь; они въехали в Воронью улицу. Своим концом она упирается в Рогожскую заставу – беглецам оставалось сделать последний рывок! Налётчик отобрал у хозяина вожжи и сильно стегнул кобылу. Та прибавила, и телега скоро оказалась у последних городских строений. И упёрлась во французский заслон.
Ахлестышев соскочил с телеги и подбежал к офицеру. Тот, как и все вокруг, смотрел на восток: там происходили какие-то драматические события. Каторжник тоже вгляделся. На выходе из города стояла крупная масса русской кавалерии, со всех сторон окружённая неприятелем. Наших драгун было не менее двух полков. Видимо, они задержались с выходом из города, и теперь им грозил плен. Вокруг и внутри колонны виднелись во множестве партикулярные повозки с беженцами. Превосходящие силы французов сжимали вокруг русских тесное кольцо. Вдруг прямо через ряды неприятеля к колонне подъехал моложавый генерал в полной парадной форме с двумя звёздами. Один, даже без трубача и адъютанта, он бесстрашно раздвинул порядки французов – те расступились перед ним. Присмотревшись, Пётр узнал генерала Милорадовича, с которым был знаком по светской жизни. Козырнув седовласому начальнику вражеского авангарда, Милорадович скомандовал драгунам: