Морпехи против «белых волков» Гитлера - стр. 29
Для кого война, а для кого мать родная. Большинство коллег Николая в политотделе, особенно руководство, существовали очень неплохо.
Николая коробило, когда потасканные жизнью майоры и полковники принуждали к сожительству телефонисток, вчерашних школьниц. Когда старший делопроизводитель наградного отдела расхаживал с двумя орденами на груди, хотя дальше столовой от штаба не удалялся. Слобода мог съязвить по этому или другому поводу, не обращая внимания на чины.
Это раздражало начальство, и хотя Николая ценили за исполнительность и готовность хоть днем, хоть ночью выехать на передовую, от него избавились, направив политруком во вновь созданный отряд «Онега», по существу, небольшой взвод. Это считалось существенным понижением в должности, хотя перевод обставили множеством громких слов и напутствий.
– Через год вся грудь в орденах будет, – восклицали коллеги, явно лицемеря.
Слобода собрал нехитрые пожитки и отправился к Маркину. Ему было не привыкать. Жизнь покидала бывшего студента по всяким колдобинам не меньше, чем поселкового шпаненка Славу Фатеева.
Да, была приличная квартира в центре города, отец – солидный хозяйственник, хорошая школа, выезды на летнюю дачу, затем университет. Будущее виделось в радужном свете. Но все изменилось в один миг.
Отца Николая обвинили в каких-то политических ошибках и, как сейчас говорят, репрессировали. В исторических телевизионных передачах, где без устали ворошат кости Сталина, слово «репрессия» подразумевает расстрел или долгие годы лагерей. Это не совсем так.
Долгое время гуляет цифра о 40 тысячах погубленных (расстрелянных, сгинувших в лагерях) лучших военноначальниках. Каково было мое удивление, когда один из главных телеканалов в полнометражном документальном фильме «22 июня» открыто расшифровал эту цифру. Было расстреляно в ходе чистки около трех тысяч военных, сколько-то отправлено в лагеря. В число 40 тысяч включили также уволенных командиров, пониженных в звании и должности, получивших строгие взыскания. Но я не буду лезть глубоко в политику, речь идет о политруке Николае Захаровиче Слободе.
Отца вызвали раз и другой в НКВД и комиссию партийного контроля, он признал свои ошибки. Арестовывать и судить его не стали, но исключили из партии и сняли с высокой должности. Через два дня семья освободила просторную квартиру и переселилась в древний рассыпающийся дом на окраине, получив одну комнату на шестерых. Культурная бабушка Николая всплеснула руками:
– Куда же пианино ставить?
Соседка злорадно посоветовала:
– Вы его продайте да курей купите. У нас мусора полно, всегда прокормятся, а у вас свежие яйца будут.
– Что же, куры мусор клевать будут, а мы после этого их яйца есть будем? – растерянно говорила бабушка. – Так и заразиться можно.
– Ничего, не помрете, – посмеивалась ехидная соседка. – И в график дежурств заглядывайте. У нас тут четыре семьи, раз в четыре дня вам надо мыть кухню, коридор и лестничную площадку. Вот так-то.
Мать плакала, сестренки как сцепились пальцами, так и застыли. Лишь отец, прошедший ссылку и Гражданскую войну, играл желваками на скулах. Словно в насмешку, бывшему члену горкома партии, а теперь лишенцу, отцу предоставили должность управдома, которых во всех фильмах изображали в роли шутов. Мать уволили из музыкальной школы, а Колю вскоре отчислили из университета.