Морфоз. Повесть белой лилии - стр. 18

Скорая помощь, спешащая по чьему-то расторопному вызову, на деле оказалась не слишком и скорой. Я заметил её белый, исчерченный алыми крестами корпус ещё за два квартала. Тревожный же вой сирены услышал и ещё ранее того. Мне не хотелось ни с кем объясняться и ломать их устоявшееся мировоззрение очевидностью фактов. Я знал, каково это, когда в столпах твоего пантеона истин появляются трещины, а затем тебе на голову неотвратимо падает каменная крыша собственной безоговорочной веры. Никому бы не пожелал такой пытки. Потому я благоразумно решил переместиться куда подальше, прихватив и Мигеля с собой. Очаровательно и немного растерянно улыбнувшись моим зрителям во все зубы, сколько их у меня было, что заставило стоящих рядом ко мне отшатнуться, а особо восприимчивых вскрикнуть, я исчез из их поля видения. Рассеявшись, будто мираж в пустыне, к которому неосмотрительно подошли слишком близко.

Я давно облюбовал один парк на окраине городской черты, видимо, за его безлюдность и дикость. Это был настоящий лес. С изумительным аккуратным озерцом в своих пределах. Мне вообще нравилась вода с её переменчивым живым характером. На моей родной планете водоёмов не было. Как не было и атмосферы, деревьев и вообще любых живых форм, кроме нас – адептов в материальных телах или развоплощённых сущностей. Полнейшее единообразие. Наше светило в пору своей молодости нещадно метало свои огненные стрелы в каменистую поверхность, лишённую газового слоя, а в преклонных летах довершило процесс, раздувшись и приблизившись так, что весь горизонт представлял собой пылающее зарево, а ландшафт обратился в чёрную обугленную пустыню. Однако на закате дней бурный нрав своевольного солнца сменился: оно сжалось, и последние несколько тысячелетий, как и подобает благовоспитанному старцу, медленно тлело голубовато-белой крупной звездою, делая восходы и закаты довольно причудливым зрелищем, пока, наконец, исчерпав силы и пройдя свой материальный и духовный эволюционный путь, не угасло совсем. В наших краях тогда воцарилась вечная ночь. Я всё это помнил. Я помнил… свою тоскливую родину – ведь теперь я знал о смысле данного понятия.

Мы с моим учеником, скользнув сквозь червоточину, оказались как раз у водоёма, на его пологом, мягко спускающимся к воде берегу. Мигель был изумлён, так как раньше я никогда не переносил его через порталы в пространстве, которыми была испещрена Земная атмосфера, как сочный плод ненасытным червём. Хотя и сам юноша прекрасно владел теорией подобный путешествий. Но только теорией.

Я сел напротив едва вздымающейся от ветра сверкающей глади, обхватив колени своими бледными тонкими руками, обтянутыми подобием митенок[17] из материи чёрного цвета по виду напоминающей плотный атлас или латекс. Заканчивались эти так называемые перчатки значительно выше локтя, а с нижнего же конца увенчивались клиновидным краем, оставляя пальцы и ладони, лишённые линий, обнажёнными. Я ранее никогда не обращал внимания, во что одет, сымпровизировав своеобразный костюм из самых плотных по текстуре энергий при материализации собственной формы. Моё облачение напоминало, скорее, платье, нежели что-то ещё из предметов земного гардероба: опускающееся до пола, плотно охватывающее тело одеяние без рукавов, чёрное с матовым блеском. До плеч же почти доходили перчатки, оставляя на виду полоски белоснежной кожи не более сантиметров десяти. Тонкую талию обрамлял серебряный пояс с затейливым узором – объёмным и многоплановым, отражающим символы моего Посвящения. Ноги также были плотно обтянуты материей. Ниже колена эта материя переходила в некоторое подобие тканевой обуви или гольфов, подобно митенкам на руках, завершающихся заострённым краем, оставляя притом открытыми подошву и пятку. Каждая деталь моего экстравагантного наряда была испещрена причудливыми, однако, строго прямыми линиями, которые можно было бы сравнить со швами. В каждой такой линии языком сложной символики отражались внутренние изменения, и рисунок этих линий всякое мгновение становился иным, меняясь незаметно для человеческих глаз, будто подвижное покрывало воды, или очертания созвездий за тысячелетний срок.