Морфология праздника - стр. 27
В 1885 г. на улице, по словам очевидцев, можно было видеть и лавку, принадлежавшую эмиру, в которой не производилась торговля, а были выставлены разные диковинки из сокровищницы эмира – для обозрения гуляющих. Среди этих диковинок очевидец называет зеркала всевозможной величины, роскошные попоны и ковры, часы со сложными механизмами, приводящими в движение птиц и животных, музыкальные ящики, канделябры и т. д. На крыше одной из лавок была поставлена палатка, в которой был выставлен волшебный фонарь.
Высоко над землей натягивался канат, на котором выступали канатоходцы. Как полагали, искусство канатоходцев дано свыше, и если, стоя на канате, акробат помолится за кого-нибудь, то Аллах непременно исполнит все, о чем просят. Здесь же состязались борцы, происходили другие состязания, плясали бачи.
Вся площадь блистала десятками тысяч фонарей. Для этой иллюминации были устроены высокие деревянные решетки, на которых были развешаны фонари где гирляндами, а где и сплошными рядами, так что получался большой огненный щит. Фонарями были завешаны все крыши построек и палатки. Особенно освещен был дворец эмира [Синицын 1885: 74].
Возвращаемся к описанию, данному Ахмадом Донишем. «Удивительно, – пишет он, – что шейхи города вместе с мюридами также приглашались на эти празднества. Собравшись в круг, они читали маснави Мовлади. В другом месте устраивали зикр, а еще где-нибудь читали молитвы Корана. В то же время среди комедиантов раздавались сквернословия и проклятия. Заставляли людей смеяться, изображая людей говорящих и действующих на манер неверных. Так, в окружении улемов, сейидов вроде главного казия, райиса мухтасибов, а’лама (т. е. ученейший, высший из мулл. – С. Д.) и ахунда два актера в обличье казия и раиса города, повязав головы кишками овец в виде чалмы, сидя задом наперед на ослице, подражали судебному разбирательству. В присутствии главного казия задавали друг другу вопросы: “Его превосходительство раис приказал считать педерастию запретной. Каков ваш приказ?”. Все уважаемые люди смеялись. Комедианта, изображавшего райиса, сажали на осла задом наперед, привязывали к нему. Одновременно разыгрывалась тяжба со скабрезным содержанием. И никто из наблюдающих это пренебрежение ничего не говорит: “Да проклянет аллах смотрящего и исполнителя!”» [Дониш 1967: 90].
В другом представлении мужчина и юноша, обряженный в женщину, сидя верхом на верблюде, проезжали мимо уважаемых людей и в их присутствии совершали совокупление, сопровождаемые различными скабрезностями. Все, бывшие при этом, с удовольствием смотрели, радовались и смеялись.
На этих празднествах днем и ночью все присутствовавшие мужчины и женщины смешивались друг с другом. Сюда же приходили и знатные женщины, одетые в мужские платья. «А тут в полном разгаре был базар разврата, азартных игр, бесед блуда и содомитства. За каждой стеной и в каждой канаве влюбленные, желающий и желаемый, достигают своих желаний. И сам райис по надзору за базаром наблюдает и поощряет картежников и занимающихся педерастией» [Дониш 1967: 90–91].
В ходе новогодних празднеств эмир осыпал милостями своих подданных, раздавал им чины, халаты, деньги. Получивший чин затем должен был в течение трех дней носить на чалме грамоту, полученную от эмира, демонстрируя изменение в своем положении.