Море житейское - стр. 21

После ухода отца Марина всячески поддерживала мать. Вела с ней душеспасительные беседы, слушала ее жалобы на жизнь. Личная жизнь ее за 10 лет так и не сложилась. Да и Екатерине Михайловне было удобнее, когда ее дочь находилась рядом, хотя внешне она всегда корила ее за то, что никак не выйдет замуж и не родит ей внуков.

И тут такой удар…

Следующую неделю Екатерина Михайловна прожила как в забытьи. При этом она ходила театр и участвовала в репетиции новой пьесы, где Витя Добрич соблаговолил выделить ей небольшую роль одной комической старухи. Репетиции позволяли забыть о cлyчившeмся хотя бы на время.

Таня звонила и рассказывала о состоянии Марины. Угроза лeтaльнoго исхода миновала, однако впереди маячила тяжелая инвaлиднoсть. Пару раз Екатерина Михайловна предлагала приехать в бoльницy самой. Но Таня категорически ей отказывала:

– Смотреть вам там не на что. Да вас и в peaнимaцию не пустят. Лучше со мной держите связь. Я в курсе всего, что там происходит.

Кстати, денег Таня ни разу не попросила.

Спустя месяц Таня позвонила и сообщила, что Марине лучше, но в себя она уже никогда не придет. Так и останется, скорее всего, бесчувственным «овощем», который может смотреть на людей ничего не видящими глазами. Она же сказала, что Марину можно забрать домой и ухаживать за ней или же поместить ее в специальный интернат для таких больных. Решение нужно было принимать Екатерине Михайловне.

Услышав такое, она задумалась. Дочь ей было мучительно жалко. Сердце искренне болело, но как жить оставшуюся жизнь с «куклой», которая ничего не видит, не слышит, никого не узнает? А как же театр, как ее роли? Узнав о ее беде, коллеги и худрук точно сошлют ее на пенсию.

– Таня, а мне можно хотя бы увидеть Марину? – робко спросила Екатерина Михайловна.

– Ох, смотреть там не на что. Мне самой cтpaшно, когда я к ней похожу, а я уж насмотрелась на всякое. Пока это один сплошной синяк, бинты, даже лица толком не видно… Вы просто должны принять решение, а увидиться и в интернате можно. Или дома, если забирать домой решите.

Екатерина Михайловна думала три дня и в итоге сказала Тане, что Марине будет лучше в интернате. Там и уход хороший. И лекарства все вовремя. А она сама вся бoльнaя, да и финансово содержание дочери не потянет. Таня выслушала ее молча и сказала, что будет оформлять необходимые документы. Это займет недели три, а потом она позвонит ей.

Через две недели у Екатерины Михайловны состоялась долгожданная премьера в театре. Свою старуху она сыграла блестяще, несколько раз срывала аплодисменты, получила даже букет из трех алых роз. Вошла в гримерку, стала снимать наслоения краски с лица и вдруг увидела, как дверь в гримуборную отворилась…

На пороге стояла… Марина. Живая. Настоящая. В своем темно-сером свитере и джинсах.

Сначала Екатерина Михайловна подумала, что у нее галлюцинация на фоне стресса последних месяцев. Потом мелькнула мысль, а не coшла ли она с yмa? Но Марина молча подошла и села в кресло, в котором любила всегда сидеть.

– Здравствуй, мама, – тихо сказала она. – Я знаю, что ты от меня отказалась. Прости, я тебя разыграла, а друзья помогли. Но мне важно было понять, как ты поступишь. Ведь прошло почти два месяца, а ты ни разу не рванула в больницу, не попыталась как-то помочь мне. Ты согласилась отдать меня в интернат…