Монологи о наслаждении, апатии и смерти (сборник) - стр. 66

Это все оттого, что для него другие просто-напросто не существовали. Вот что я вдруг поняла. Однако ему ничего не сказала. Уже тогда между нами не ладилось: мы больше не осмеливались откровенно говорить друг с другом. Как бы это объяснить? Между нами появилась какая-то сдержанность. Сдержанность или, скажем, натянутость, отстранение, что ли. Мы устали повторяться. Его утомляла не жизнь, а собственное тело. Это была физическая усталость. Положение было безвыходное, поскольку для того чтобы получать удовольствие от собственных экспериментов, этому мужчине необходимо было сохранить собственный образ тех времен, когда ему незнакома была усталость. У нас на два тела одна душа. Думаю, вам не сложно это понять. Не существует ничего постоянного, все находится в вечном движении, в том числе и клетки нашего тела, которые ежедневно сменяют одна другую. Я повидала на своем веку немало мазохистов и как умела помогла им. Например, я знала одного инспектора полиции. Человек либеральных взглядов, которого ценили и уважали коллеги, он представлял собой эдакого поборника справедливости, защитника вдов и детей, в общем, вы понимаете, что я хочу сказать. А между тем рядом со мной он превращался в извращенца, который мог кончить, только когда получал в лицо струю мочи какой-нибудь женщины, желательно высокой, холодной и безразличной, насколько это было возможно. Но какое из этих двух его лиц было настоящее? Никто никогда не смог бы вам этого сказать, да в общем-то и разбираться незачем. И инспектор, и этот мудак, который кончает, только когда ему ссышь на лицо, оба эти существа живут в одном теле. Есть такие люди, у которых не то что два-три – четыре, пять разных лиц. Этого полицейского понять было нетрудно. Он знал, чего в действительности хочет, прекрасно себя чувствовал в собственной шкуре, умел быть привлекательным и даже имел успех у женщин. Что же до человека, то он находил исток своей энергии в тех моментах, когда был на вершине собственной силы и ненавидел все остальные «я», поселившиеся в нем. Я не читаю книг и вряд ли смогла бы объяснить, почему это так. Его динамизм, казалось, порождался им самим, формируя одно целое и порождая, в свою очередь, новый, еще больший динамизм, в который он с превеликой охотой пожелал бы уйти с головой. Однако собственной мудростью, этой в некотором смысле жизненной философией, которую он исповедовал, он обязан был именно усталости, он набрался ее именно в периоды слабости. Я иногда думаю, что те, кто не может жить без религиозной медитации, должно быть, бесконечно усталые люди. Стоило этому человеку снова почувствовать подобную усталость, как он начинал презирать себя, и все из-за того образа, который он себе выбрал и хотел сохранить раз и навсегда. В такие моменты он выплескивал весь свой адреналин. Механизм этого процесса понять было совсем не сложно, и если бы он только смог отдать себе в этом отчет, думаю, он никогда бы не изнасиловал Ми. Ми, которая была самой обыкновенной, простой женщиной. Мне следовало быть с ним помягче в эти моменты его слабости. Ему казалось, что он был кем-то другим, и он не мог этого переносить: для него это было так же сложно, как принять другого. Он вернулся в Нагано. На этот раз у них была назначена