Моногамия Книга 2 и Книга 3 (старая редакция) - стр. 58
- Самое красивое место на земле в Испании в Паламосе, на той одинокой смотровой площадке, где никогда никого нет, кроме тебя, ветра, лазурного ласкового моря, терзающе красивой марины с белыми яхтами, где ты так самозабвенно целовал меня…
Алекс посмотрел мне в глаза с такой мукой, что мне захотелось провалиться – только для меня эти воспоминания были волшебными, для него - болезненными…
В дороге мы слушали музыку и ни о чём не говорили. Оказалось, у нас вообще нет никаких общих тем для бесед, и я уже начала думать, что то, что когда-то объединяло нас, исчезло безвозвратно.
По приезду мы сразу же пообедали в ресторане, бросили сумки в отель, расположенный на самом берегу, и, не раздеваясь, отправились гулять. Алекс держался обособленно, даже отчуждённо, он следил за мной, за моей реакцией, за тем, насколько впечатлит или наоборот оттолкнёт то место, которое покорило его. Казалось, он пытался понять, осталось ли у нас хоть что-то общее?
Место действительно завораживало своей красотой, но красота эта была грустной, тоскливой, почти больной, депрессивной.
Прямо над берегом на краю обрыва вздымались ввысь необычно густые вековые сосны, высоченные, с толстыми, искривлёнными ветрами и суровостью жизни стволами, такой мощи и такой породы деревья я видела только здесь, в штате Вашингтон. Океан словно выел часть леса, разбросав серые мёртвые стволы погубленных им деревьев по широченной линии океанского прибоя. Небо, казалось, соперничало в своей серости с темнотой простиравшегося под ним буйного океана, бурлящего гигантскими волнами, растекавшимися огромными живыми потоками по мокрому, почти зеркальному, совершенно светлому песку, разрываемому местами каменными валунами, скалами. Да, это место определённо было необыкновенно красивым, даже сказочным, нереальным, устрашающим и покоряющим одновременно. Глаза впитывали чарующие красоты, а сердце стонало от внезапно нахлынувшей тоски осознания мелочности нашей жизни, её переживаний, да и ничтожности самого факта нашего существования в сравнении с грандиозностью жестокого океана, скалистых обрывов, покрытых древними деревьями, бесконечно глубокого неба… Этот необыкновенный пейзаж заставлял мысли двигаться в совершенно ином, непривычном направлении – думать о смысле, о сущности, об идейности всего.
Алекс смотрел на меня искоса, и в глазах его была и любовь одновременно, и какая-то отчуждённость. Несмотря на то, что теперь мы были женаты, на перемирие, на более, чем частый, неудержимый, а порой даже и дикий секс, между нами не было близости. Мы не говорили, мы молчали. Молча жили, молча растворялись друг в друге по ночам, молча пересекались иногда в доме или на террасе. Я боялась его, это был не тот человек, которого я когда-то знала: с открытым взглядом, сердцем, жизнерадостный, весёлый, несущий добро и умиротворение своей лаской, нежностью, своими словами. Тогда я не ценила всего этого, не замечала, не понимала. Мне вдруг вспомнились его глаза, когда он, усыпанный сверкающими на смуглой коже каплями, набирался сил на бронзовом песке в Испании, после долгого и выматывающего купания с моим сыном в лазурном море… Те глаза были самыми счастливыми в мире, переполненными радостью и нежностью, они дарили мне любовь, и та любовь была необыкновенной, чистой, красивой, преданной.