Монастырь в миру. Беседы о духовной жизни - стр. 27

Много и другого можно указать положительного в общей исповеди, соблазняющего и тех, кто ее вел, и тех, кто на нее приходил.

Ну, а духовничество-то, ну, а душа-то человеческая?

Допустим даже искренне поплакала о грехах, хотя этот всеобщий и постоянный плач всегда подозрителен, ибо очень трудно плакать человеку наедине о своих грехах и гораздо легче поплакать, когда плачет вся церковь. Но допустим, допустим.

Где же у этой души духовный отец, где же у него тот, кто руководит его душою, кто не только заставил его поплакать, но кто разобрался в его душе, кто мог взять его за руку и повести за собой? Ведь для того, чтобы установились должные отношения пастыря и духовного сына или духовной дочери, они непременно должны соприкоснуться духовно лицом к лицу, где же это возможно, как не на исповеди?

Общая исповедь, как нарушение основы духовничества, была явлением угрожающим. Последнее и самое сильное средство в деле нашего церковного воспитания пропадало, исчезало и совершенно сходило на нет. Ведь недаром же доходило дело до того, что сторонников частной исповеди начали называть «еретиками» и говорили, что они идут против «всей Церкви», значит – общая исповедь представлялась, по некоему наваждению, как принятой всей Церковью.

Обмирщение – это есть то, чего мы должны бояться, как духа Антихриста. Если мы представим себе самочувствие христианина в тот момент страшный, который нам раскрыт в Слове Божием, в момент, предшествующий последним временам, то нам станет ясным, сколько требуется благодатных сил от Господа, чтобы устроять, чтобы сохранить и веру, и церковность свою в тех условиях, в которых тогда будет протекать жизнь верующих людей.

Это будет эпоха, когда будет торжествовать безбожие, когда будет страшное нравственное растление, когда мирская стихия решительно захлестнет собой мир. И вот остаются верующие, остается Церковь, всеми презираемая, всеми в миру осмеиваемая, всеми попираемая во прах, – какое самочувствие должно быть тогда у этих немногих людей, которые будут объединяться в Святой Христовой Церкви?

Какая будет у них вера, какая будет у них сила духа, какая у них будет любовь, какое будет у них тогда оцерковление жизни!

Гонимая Церковь, презираемая миром, будет блистать высшей, духовной красотой.

Нам неведомы времена и сроки, неведомы и нашим детям, может быть, не доживут до них и наши правнуки, может быть, многим поколениям суждено ожидать последние времена. Но мы знаем, и это нам дано знать, что приближается это страшное время.

И в этом движении к последним временам все, что является обмирщающим нашу жизнь, все есть некое дыхание антихриста.

Посему и всякое торжество православия, всякое уничтожение в нашей церковной жизни обмирщающего начала должно нами восприниматься как великое торжество правды Христовой.

Вот в этом-то смысле значение запрещения общей исповеди – это истинное торжество православия.

Как же нам не возблагодарить Господа, Который от нас отвел эту страшную церковную беду!

Аминь.

Во Имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Вчера мы слышали Великий Канон, весь проникнутый чувством раскаяния, весь проникнутый чувством ничтожества земной суеты, чувством стыда за ту плотскую страстную и грязную жизнь, которой отдается человек на земле.

В четверг святая Церковь будет праздновать Благовещение – благую весть о спасении мира, о рождении Господа Иисуса Христа. В четверг вечером будет совершаться заупокойная всенощная в память Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Тихона. В пятницу за всенощной мы услышим Похвалу Богородицы. Вот эта пятая неделя Великого Поста невольно обращает нашу мысль к постоянному и основному вопросу о жизни и смерти.