Размер шрифта
-
+

Монашество в Средние века - стр. 8

Знатная римская матрона Марцелла, потеряв мужа через семь месяцев после свадьбы, решила вести религиозную жизнь. Богатый, но уже старый магнат тщетно добивался ее руки. «Иногда и молодые умирают рано», – прислал он сказать ей, намекая на смерть ее мужа. «Молодые иногда умирают рано, – отвечала она, – но старик не проживет долго». Избрав себе уделом «вдовство Христово», Марцелла отказалась от роскошных одежд, «отвергла золото вплоть до ничтожного кольца». Боясь искушений, она не вступала в беседы наедине даже с клириками и монахами, окружив себя почтенными матронами и целомудренными девами, не посещая дома замужних, «чтобы не видеть того, что презрела». Постясь, молясь, читая Священное Писание, живо интересовалась Марцелла делами Церкви, употребляя в ее пользу все свое влияние. Ей известно было восточное анахоретство, но тогда в Риме монашество считалось еще подозрительным новшеством, и, несмотря на близкое знакомство с Иеронимом, несмотря на красноречие этого бурного аскета, Марцелла осталась в миру.

На Западе аскетические тенденции прежде всего проявились в большей строгости жизни ревностных христиан, в распространении идеала девства и аскетических требованиях, предъявляемых к клиру. Распространеннейшей формой жизни аскетически настроенных мирян являются общежития аскетов или аскеток около города или в самом городе (аскетерии – «diversoria sanctorum»», как называет их Блаженный Августин). От этих аскетериев через отдельные группы и семьи, ведущие более строгий образ жизни, как группа Марцеллы или семья Павлы, впоследствии вместе с Иеронимом переселившаяся в Вифлеем, незаметен переход к обыкновенным мирянам. С другой стороны, были и люди, уходившие от мира, бежавшие на Восток, как Иероним, Руфин и обе Мелании, основывавшие там монастыри. Но насколько здесь Запад самостоятелен, сказать трудно. Во всяком случае, влияния родины монашества – Востока сказались очень рано и сплелись до неразличимости с западной аскетической струей.

Виднейшие Отцы Церкви распространяли идеи аскетизма. «Бог хочет, чтобы в нас было Его подобие, чтобы были мы святы, как свят Он сам». «И что будет с тем, кто отдает на поругание члены Христовы и превращает дом Духа Святого в дом порока?» Первой ступенью святости является девство от рождения, второй – девство от второго рождения, то есть от крещения, третьей – моногамия, «когда после одного брака отказываются от влечений пола». Но и единый брак как-то не вяжется с аскетическим настроением эпохи.

Правда, сам Тертуллиан[19], считавший второй брак видом блуда (species stupri), не решается вполне осудить брачные узы. Однако и он, и Августин, и Киприан, и другие бьются в заколдованном кругу – чувство их осуждает всякое плотское влечение и общение, но и Христос, и апостолы признавали брак благом. Отцы Церкви готовы признать брак уступкой человеческой слабости: «лучше жениться, чем внутренне сгорать»; но, вопреки своему чувству, они должны признать благословляемый Церковью и Христом плотский союз благом. И поэтому неясны и противоречивы их мнения. Зато тем единодушнее и определеннее они в восхвалении девства. «Хвалю женитьбу, хвалю замужество, но потому, что рождают мне дев. Из шипов достаю я розу, из земли – золото, из раковины – жемчужину… Я охотно сказал бы, – пишет Иероним, – что Бог может все, и однако не может Он возродить падшую деву. Он может освободить от наказания, но не может возродить испорченной». Страданиям брака, «когда пухнет чрево, движется младенец, растерзывая тело», противопоставляется слава девства. В будущей жизни девственниц ожидает особая честь: «Звезда отличается от звезды сиянием своим, так и воскресение мертвых». Девы должны гордиться Матерью Божьей – непорочной девственницей…

Страница 8