Момент - стр. 55

 – Дайте-ка угадаю: вы решили, что беспроигрышный вариант познакомиться с женщиной в Восточном Берлине – это сыграть в «Джи-ай»[32] и предложить ей американские сигареты. Так что сегодня утром, прежде чем отправиться сюда…

 – Как вы узнали, когда я приехал?

 – Вы все появляетесь здесь утром, а исчезаете ближе к полуночи. Так работает система. Разумеется, если только вы не прибыли с официальным визитом. Но в этом случае вы вряд ли пришли бы сюда в надежде уговорить меня раздвинуть ноги в благодарность за возможность выкурить такую американскую сигарету.

 – А кто говорит, что в моем предложении есть какой-то скрытый мотив?

 – Вы – мужчина. А у мужчин всегда есть скрытый мотив. К тому же вы американец – и, стало быть, эксплуататор, как все западные империалисты.

Она произнесла последнюю реплику с такой очаровательной иронией, что я еще больше залюбовался ею. Она это заметила и сказала:

 – Представляю, какой это для вас шок – встретить коммунистку с чувством юмора.

 – Вы коммунистка?

 – Я живу здесь. Поэтому выполняю то, что приказывает система. А иначе не работала бы в хорошем книжном магазине, как этот, в столице и не жила бы в милой квартирке в Митте, которую, я уверена, вы не прочь посмотреть.

 – Это предложение?

 – Нет, еще один комментарий к теме «скрытых мотивов» – ведь так это называется у вас, американцев?

 – Почему вы решили, что я американец?

 – О, я вас умоляю. Но ваш немецкий довольно приличный, что удивительно.

 – Меня зовут Томас.

 – А как меня зовут – неважно. Потому что мой босс, герр Креплин, возвращается с обеда через пятнадцать минут. Если он увидит, что я беседую с вами…

 – Понимаю. У меня есть шанс увидеть вас позже?

 – Где же мы можем встретиться? В кафе в моем квартале, чтобы все увидели, что я пришла с американцем? Или, может, у меня дома? Вам ведь этого хочется, не так ли?

 – Да, я бы не отказался.

Моя прямота заставила ее призадуматься. Она снова украдкой покосилась в окно:

 – Возможно, и я бы не отказалась, хотя сомневаюсь, что это понравится моему бойфренду. Не то чтобы он сам был образцом верности. Но проблема в другом: если кто-то настучит «властям», что меня видели в баре с иностранцем, с американцем, или, того хуже, узнают, что я осмелилась пригласить его к себе домой, – поверьте, кто-нибудь, да увидит и обязательно доложит, – тогда гудбай, моя замечательная работа в одном из лучших книжных магазинов Берлина. И все из-за того, что я соблазнилась на «Мальборо». – Она снова сделала глубокую затяжку. – Но сигарета действительно хороша.

 – Это вам, – сказал я, вкладывая ей в руку пачку «Мальборо».

Она накрыла мою руку ладонью и сказала:

 – Вы должны уйти. Прямо сейчас. Потому что, если герр Креплин застукает меня здесь с вами…

 – Нет проблем. Только, пожалуйста, назовите свое имя.

 – Анжела.

 – Рад знакомству, Анжела.

 – Я тоже, Томас. Но не ждите, что я скажу «увидимся». Потому что…

 – Потому что это стыдно?

 – Нет, – сказала она, и ее голос вдруг стал жестким. – Таков порядок. А сейчас… Auf Wiedersehen[33].

Я попрощался и вышел на улицу. Оглянувшись, я увидел, как Анжела быстро прячет «Мальборо» в сумку. Лицо у нее было встревоженное. Ко мне приближался мужчина лет пятидесяти с небольшим, в очках с толстыми стеклами, серой куртке из кожзаменителя и виниловым атташе-кейсом в руке. Он оглядел меня с нескрываемой подозрительностью. Когда мужчина прошел мимо, я обернулся и увидел, что он заходит в магазин «Карл Маркс». Может, это и есть герр Креплин? Если так, то Анжела правильно сделала, что спешно выпроводила меня. Он выглядел образцовым функционером; из таких, как он, получаются отличные осведомители.