Момент - стр. 46
Я изумленно покачал головой, и тут Фитцсимонс-Росс обернулся и заметил меня. Сдвинув наушники, он коротко выругался:
– Говнюк.
После чего еле заметно улыбнулся.
– За мной ланч в «Стамбуле»? – предложил я.
Он задумался на мгновение.
– Пожалуй.
Все указывало на то, что мой переезд откладывается.
Глава пятая
Фитцсимонс-Росс обладал еще одним талантом: он умел жить настоящим. Я даже завидовал ему в этом. Он быстро забывал обиды, никогда не горевал о прошлом и не таил злобу. Да, он мог переживать из-за какой-нибудь хлесткой критической статьи или возмущаться дублинскими «скупердяями» (его любимое словечко), ненавидевшими его за «успех, которого он добился на сегодняшний день». Но он редко жаловался на несправедливости жизни и не сокрушался по поводу упущенных возможностей. За время нашего détente[24] ланча в кафе «Стамбул» он ни словом не обмолвился о событиях вчерашней ночи, не рассказал и о том, как ему удалось еще до полудня раздобыть новую вертушку. Напротив, он был остроумен, ироничен, увлечен разговором. Казалось, будто в публичном месте в нем включался внутренний цензор, останавливая поток похабщины, которая давно стала его фирменным стилем. Как только мы принялись опустошать литровую бутылку домашнего вина, я задал вопрос, мучивший меня вот уже несколько дней:
– Давно ты сидишь на игле?
Фитцсимонс-Росс ничуть не смутился. Закурив очередную сигарету «Голуаз», он улыбнулся и сказал:
– Четыре года.
– И это не мешает твоей работе?
– Конечно нет. Я бы даже сказал, что моя зависимость помогла мне в карьере.
– Добавила вдохновения?
– Вроде того. Но позволь мне спросить тебя, человека, по всей видимости, не знакомого с героином: ты никогда не экспериментировал с галлюциногенами?
– Однажды, еще в колледже, пробовал ЛСД.
– И?
– Ну, помимо того, что я бодрствовал целые сутки… да, это было очень круто и красочно.
– Героин – это совсем другое. Он ввергает тебя в восхитительно интравертное состояние, ты пребываешь в полном покое и уже ничего не чувствуешь… и это очень даже неплохо, если учесть, сколько ужаса в нашей жизни. Не хочу делать рекламу наркоте, но она дает ощущение величайшего блаженства.
– Если не считать негативных последствий наркозависимости.
– Надо же, Томми-бой, в тебе начинает говорить убежденный кальвинист.
– Может, поэтому я и не стал наркоманом.
– Сделай одолжение, никогда не связывайся с дурью. Ты слишком организованный, чтобы стать наркоманом.
– А ты разве не организованный?
– На поверхности – да, безусловно. Но иногда я могу предаться распутству, потому что научился совмещать это с мелочной дотошностью, свойственной мне от природы. Так что я, можно сказать, уникальный наркоман…
– Не пробовал читать мотивационные лекции по организованной наркомании?
– Если напишешь для меня текст, прочту, не вопрос. Но, признайся, без допинга ведь не проживешь? Я уверен, что иногда ты покуриваешь травку, да и выпиваешь вот. Но у тебя есть внутренний тормоз, который не позволяет выходить из-под контроля. Жаль, что ты не еврей. В тебе есть это жидовское чувство ответственности.
– Это потому, что я жид.
У Фитцсимонс-Росса было такое выражение лица, будто он шагнул в пустую шахту лифта.
– Ты шутишь, да? – произнес он.
– В иудаизме религия передается по материнской линии, и поскольку моя мать была еврейкой, значит, я –