Момент - стр. 34

 – Вы, я вижу, обошлись без приглашения.

Голос – те же дикторские интонации, только чуть громче, перекрывая Баха, – донесся с лестницы в углу мастерской. Я обернулся и увидел прямо перед собой мужчину лет тридцати пяти, высоченного роста, худого как жердь, с желтоватой кожей, впалыми щеками, жуткими зубами и ярко-голубыми глазами, в тон ультрамарина на его полотнах. На нем были линялые джинсы, черный свитер грубой вязки, который совсем не помогал скрыть бросающееся в глаза истощение, и дорогие высокие ботинки на шнуровке из рыжей кожи, заляпанные краской. Но что в нем завораживало, так это глаза. В них была холодность вечной мерзлоты, оттеняемая глубоким сиянием радужки. А во взгляде угадывался вызов миру и в то же время сквозила ранимость. Видимо, я не ошибся, когда еще в разговоре предположил, что вся эта словесная бравада – показуха. Надменность всегда скрывает неуверенность и сомнения.

 – Вы, я вижу, обошлись без приглашения, – повторил он, перекрикивая Баха.

 – Дверь была открыта…

 – И вы просто решили быть как дома.

 – Я же не варю себе кофе на вашей кухне.

 – Это намек? Хотите, чтобы я предложил вам что-нибудь выпить?

 – Я бы не отказался. И если вам не трудно приглушить музыку…

 – Вы имеете что-то против Баха?

 – Это вряд ли. Но нахожу, что перекрикивать Бранденбургский концерт…

Неуловимая улыбка пробежала по губам Аластера Фитцсимонс-Росса.

 – Образованный американец. Даже удивительно.

 – Не более удивительно, чем высокомерный бритт, – парировал я.

Он на мгновение задумался, переваривая мою реплику, потом подошел к проигрывателю и убавил громкость:

 – Я не бритт. Я ирландец.

 – По говору не скажешь.

 – Нас с таким говором в стране осталось немного, по пальцам можно пересчитать.

 – Вест-бритты?

 – А вы, я смотрю, знаток ирландского жаргона.

 – Есть американцы, которые читают и путешествуют.

 – И вы, наверное, раз в год собираетесь в каком-нибудь ресторане, чтобы обменяться своими историями?

 – На самом деле мы встречаемся в закусочной. Так что насчет кофе?

 – Знаю, это невежливо с моей стороны. Но я кофе не пью. Могу предложить чай, водку и красное вино.

 – Я обойдусь чаем.

 – Но вы ведь выпиваете?

 – Это да.

Он прошел на кухню и достал видавший виды ржавый чайник:

 – Какое облегчение. Тут на днях ко мне заглядывали ваши соотечественники. Странные типы, выглядят как улыбающиеся зомби, все в одинаково уродливых синих костюмах и с бейджами.

 – Мормоны?

 – Точно. Я предложил им по чашке чая, а они посмотрели на меня так, будто я попросил разрешения переспать с одной из их сестер.

 – У них пунктик насчет всего кофеиносодержащего. Чай, кофе, кока-кола. На сигареты и алкоголь тоже табу.

 – Так вот почему они разом побледнели, когда я закурил. Надеюсь, вы не против fags[17]?

 – Вы имеете виду сигареты?

 – Ах да, я и забыл, что у вас, американцев, это слово означает совсем другое.

 – Почему бы вам прямо сейчас не избавиться от привычки то и дело вставлять «у вас, американцев»?

 – Вы так прямолинейны, мистер ньюйоркец. И должен признаться, я забыл ваше имя.

Я снова представился. После чего он сказал:

 – Позвольте-ка, я угадаю? Будучи довольно серьезным парнем, вы предпочитаете, чтобы вас называли Томас, а не Том или, боже упаси, Томми.

 – Томас – нормально.

 – Тогда я буду звать вас Томми. Или лучше Томми-бой, просто из чувства противоречия. Итак, Томми-бой, ты куришь?