Момент - стр. 10

 – Ее убил рак легких?

 – Да, ей было всего сорок шесть. Мать и отец всю жизнь ругались и всю жизнь курили. Причина и следствие.

 – Но твой отец, слава богу, жив?

 – Да, со времени маминой смерти у отца уже пятая подружка, и он по-прежнему смолит по пачке в день.

 – А ты так и не избавился от привычки сбегать.

 – Вот тебе еще причина и следствие.

 – Наверное, в твоей жизни просто не было никого, кто мог бы удержать тебя на месте, – сказала Джен, накрывая мою руку ладонью.

Я лишь молча пожал плечами.

 – Ты меня заинтриговал, – продолжила она.

 – У каждого есть старая боль, а то и две.

 – Верно. Но есть боль, с которой можно жить, и есть та, что никогда не проходит. Какая из них у тебя?

Я улыбнулся и ответил:

 – О, я уживаюсь со всеми.

 – Ответ стоика.

 – Не вижу в этом ничего плохого, – сказал я и сменил тему.

Джен так никогда и не узнала про боль, которая была моей постоянной спутницей. Я всегда избегал разговоров об этом. Однако со временем она все-таки догадалась, что мое прошлое не только живет в настоящем, но и отбрасывает тень на наши отношения. И еще она чувствовала, как что-то во мне сопротивляется нашей близости. Впрочем, к таким выводам она пришла уже гораздо позже.

А на следующем свидании – в ту ночь мы впервые были близки – я заметил, что она, оценивая меня, решила, что я… скажем так, другой. Джен была юристом, партнером в солидной бостонской фирме. Она зарабатывала большие деньги, представляя крупные корпорации, но каждый год обязательно вела один процесс на общественных началах, «чтобы успокоить совесть». В отличие от меня, она уже имела опыт длительных отношений; ее бывший бойфренд, коллега-адвокат, получил выгодное предложение по работе и воспользовался переездом на запад как поводом для расставания.

 – Иногда думаешь, что все у тебя стабильно и прочно, а потом обнаруживаешь, что это не так, – призналась она мне. – И тогда ты задаешься вопросом, почему же интуиция не подсказала тебе, что все давно идет наперекосяк.

 – Возможно, он говорил тебе одно, а думал другое, – сказал я. – Так часто бывает. У каждого в душе есть тайники, куда они предпочитают никого не впускать. Вот почему мы никогда не можем до конца понять даже самых близких. Проще говоря, чужая душа потемки.

 – «И самая большая загадка – ты сам». Кстати, цитата из твоей книги об Аляске.

 – Я бы солгал, если бы отрицал, что польщен.

 – Отличная книга.

 – В самом деле?

 – Ты хочешь сказать, что не догадывался об этом?

 – У меня, как у всех писателей, стойкое недоверие к тому, что я мараю на бумаге…

 – Откуда такая неуверенность?

 – Думаю, это всего лишь атрибут профессии.

 – В моей профессии такое недопустимо. Юристу, который не уверен в себе, никто не станет доверять.

 – Но доля сомнений всегда присутствует, не так ли?

 – Никогда, если я защищаю клиента или привожу заключительный аргумент. Мои доводы должны быть неоспоримы. И наоборот, в личной жизни я сомневаюсь во всем.

 – Рад это слышать, – сказал я, накрывая ее руку ладонью.

Собственно, так все и началось между нами; в тот самый момент, когда мы оба решили капитулировать и отдаться во власть чувства. Верно ли, что любовь приходит в назначенный срок? Как часто я слышал от своих друзей, что они женились, потому что были готовы жениться. Так было и с моим отцом. Свою историю он рассказал мне вскоре после смерти матери. И вот что я узнал.