Молодые - стр. 13

«Всё равно не пойду!» – глянув ему вслед, решил Петя и отправился в деревянный, с тремя большими воротами, гараж.

Вечером вместо «Верки», Веры Ивановны, соседки-уборщицы, к которой посылал его бухгалтер, пришла её дочь Надя, с Петиным появлением частенько подменявшая мать. Была Надя на два года моложе Пети, так себе, не нравилась, в общем, но по всему видно, очень ей этого хотелось. И глазки-то она ему строила, и кокетничала-то с ним, и Сашка-бухгалтер попихивал его в бок, гляди, мол, гляди, но Петя на это не реагировал. И ещё одна, на год этой моложе, из дома напротив, строила ему глазки, даже радиолу один раз пригласила чинить. Петя пришёл, починил и ушёл. «И дома никого не было? – допрашивал его по возвращении Александр Сергеевич. – И ты, значит, починил эту хреновину и сразу назад? Ну, ты даё-ошь!» – «А чего я, по-вашему, должен был ещё сделать, на цырлы, что ли, перед нею встать?» – «Ну ка-ак! Прижал бы! Ишь, как она на тебя смотрит! Ишь, как глазищами-то стреляет!» – «А если она мне не нравится?» – «Тьфу ты, дурак!» – «Не-э, Александр Сергеич, я сро-оду так!» И это всё, что касалось соблазнов, так что Надино появление ничего не могло для него значить. К сожалению, она этого понимать не хотела, а Петя не знал, как объяснить.

И когда, добравшись до его комнаты со шваброй, Надя в очередной раз предложила пойти на танцы, Петя, разумеется, отказался.

– А в кино? – не отступалась она. – «Анжелика – маркиза ангелов»!

– Маркиза кого?

– Ангелов.

– Надь, ты хоть знаешь, кто такие ангелы?

– Ну-у, там где-то – на небе… – неуверенно отозвалась она.

– И не только, кстати, но и рядом с каждым из нас. – И Петя принялся объяснять зёмиными словами: – Ты, к примеру, сделала доброе дело, а они уже докладывают: «Ваше Величество, Надя нынче доброе дело сделала». И в копилочку его, на будущее, значит. А там, глядишь, и выложат на весы.

– На какие ещё весы?

– Правосудия, Надя, имеются, между прочим, и такие. Предстанешь ты на суд, их и вынесут: на одну чашу добрые дела положат, на другую – плохие. Тоже, кстати, пишутся.

– Кем?

– Да бесами же, ну, кем же ещё! Так что не ходи, Надя, в кино, не ходи, Надя, на танцы, не то в преисподнюю попадёшь.

– В какую ещё преисподнюю?

– В какую, в какую… А ну, закрой глаза! Ну, закрой, закрой! – Надя зажмурилась. – Чего видишь?

– Звёзды!

– Врёшь! Ничего не видишь!

– Нет, вижу! – из вредности возразила она. – Ой, а красоти-ища-то ка-ка-ая!

– Ага, будет тебе красотища, когда пятки подпалят!

Надя открыла карие, с подкрашенными ресницами, глаза, удивлённо на Петю глянула.

– За что-о?

– А не ходи, Надя, в кино, не ходи, Надя, на танцы!

– Петь, ты, случаем, не сектант?

– Я?.. – и, сообразив наконец, что уж больно рьяно взялся, Петя тут же отпятился назад: – Ладно, так это я. Шутка, в общем. – И уж совсем некстати поинтересовался: – Слышь, Надь, а ты Ленина уважаешь?

– Ещё бы!

– А за что ты его уважаешь?

– За всё!

– Что значит за всё? За всё хорошее и за три года вперёд? Ты конкретно скажи.

Надя прищурилась, подозрительно на Петю глянула.

– Тебе это зачем?

– Если спрашиваю, значит, надо!

Надя хмыкнула, пожала плечами, задумалась, мечтательно завела под лоб глаза.

– За то… за то, что он самый умный и добрый на свете – вот! Это и по портрету видно. В букваре, помнишь, портрет был?