Молодой господин - стр. 3
– Я знаю, что мне надо делать. Я должен покинуть дом отца, город, а может, и эту страну, и начать всё с нуля. Сам. Тогда я получу право самостоятельно выбрать себе жену. Или остаться холостяком на всю жизнь.
Ева покачала головой, но руки не отняла:
– Это глупо. Ты старший сын и унаследуешь всё…
– Пусть отдаст свою империю Кариму. Я не хочу платить такую высокую цену за это богатство!
Ева придвинулась ко мне еще ближе, взволнованно сказала:
– А как же твоя мама? Она расстроится, если ты уедешь.
От её близости кровь бросилась мне в лицо. Я схватил её вторую руку и, словно в горячке, прошептал:
– А ты? Ты расстроишься, если я уеду?
– Ну конечно, Дахи… – растерянно ответила Ева.
Конечно, не в том смысле, в каком буду страдать я вдалеке от неё, но в тот момент этих слов, сказанных нежным дрожащим голосом, мне хватило, чтобы сделать ещё шаг. Я переместил руки ей на плечи и потянул Еву к себе. В нос ударил её умопомрачительный аромат. Я обнял молодую жену своего отца, прижал к себе её стройный стан, который нисколько не изменился после первой беременности. Молодое женское тело в моих руках было напряжённым, неподатливым, настороженным, но я все равно стремительно терял остатки разума, и, услышав мягкое "Дахи…", в один миг слегка остранился и впился в её губы. Самые сладкие губы на свете – и я пил с них чистый яд. Кажется, если бы наш поцелуй длился дольше одного мгновения, то в конце я бы упал бездыханным, ибо для меня не было ничего более желанного и опасного одновременно. Целуя Еву, я терял душу.
Но она не дала мне погибнуть – решительно оттолкнула и по-детски закрыла рот ладошкой.
– Дахи, что ты творишь?! – пролепетала она в руку. Её личико наполнилось сожалением и страданием, глаза – ужасом, брови сомкнулись домиком. – О Господи, ну зачем ты это сделал?! Уходи… прямо сейчас уходи… Боже, что ты наделал… дурачок!
Я понял, что вижу её в последний раз. И мне вдруг стало легко. Я знал, зачем это сделал. Потому что хотел.
– Я люблю тебя! Прости, я больше не мог…
– Уходи, – повторила она, не глядя на меня.
– Прощай, Ева.
Я поймал её последний взгляд на меня. Гневный, расстроенный, укоризненный. Я сделал гадость, потому что ей теперь будет стыдно смотреть в глаза мужу. Но это пройдёт, ведь она верна ему. А я смогу больше не воображать. Только вспоминать. Всю оставшуюся жизнь.
Вечером я сообщил отцу, что уезжаю. Он растерялся – наверное, ожидал извинений, а не прощания. Помолчав, спросил:
– Куда?
– Еще сам не знаю.
– Тогда поезжай в Россию. Зря, что ли, язык учил?
Я замер, пораженный этим странным предложением. Сначала оно показалось мне глупостью. Я хочу избавиться от своей безответной любви, а не ехать на родину той женщины, что стала ее предметом. Зачем? Бередить раны и растравлять без того измученную душу?
Я ответил отцу, что недостаточно хорошо выучил язык, но наутро мысли мои изменились. А что, если это настоящий выход? Так сказать, в омут с головой, и в то же время безопасно: Ева-то остается здесь. Я сам не знал, к чему это приключение может меня привести, но отец любил повторять, что Господь всегда ведет нас наилучшим путем, и не в наших силах заранее распознать все то благо, что ждет нас на нём.
После завтрака я снова попросил аудиенции у родителя, смиренно попросил у него прощения за вчерашнее поведение и выразил согласие отправиться в Россию с инспекцией тамошнего предприятия.