Молодежь Русского Зарубежья. Воспоминания 1941–1951 - стр. 32
Мартино обещал дать Мелких свою рукопись «Звеновая система», предложив ее издать для нужд НОРМ, а я предложил заняться с одиночками. И к одному и к другому предложению Мелких проявил большой интерес. Он как раз недавно получил письмо от Жени Праутина из присоединенного к Германии Эльзаса, на которое еще не успел ответить, и рад был поручить переписку с Праутиным мне. Женя стал потом моим первым одиночкой в Германии.
Как только Мелких и прочие НОРМовцы разошлись, оставшиеся стали устраиваться на ночлег. Из подвала вытащили матрацы, заложили в печь брикеты угля (в Югославии таких я не видал), и вскоре все погрузились в сон. Постоянным жителям надо было вставать пораньше и ехать на работу.
На следующий день Борис и я, отметившись в полиции, поехали к Байдалакову поговорить о возможностях продвижения в Россию. Байдалаков сказал, что уже идет подготовка нелегальной отправки Бориса в Варшаву и что он через неделю сможет двинуться дальше, а мне посоветовал найти себе работу и ждать очереди.
Богатырев, Москаленко и Цыганов, как только устроились с работой и местом жительства, прибыли в НОРМ узнать о нас. Борису не надо было устраиваться на работу, так как до отправки дальше оставались считаные дни, а денег на питание и транспорт у него было достаточно. Он предложил мне, прежде чем наниматься на работу, погулять немного с ним и посмотреть Берлин. Я согласился, и мы, как знатные туристы, ходили по музеям и осматривали достопримечательности города. Мы также написали письма нашим мамам и пошли на почту. Олег Поляков объяснил, как это делается. Надо было нести на почту письмо в незаклеенном виде и предъявить удостоверение личности. Служащий сверял имя отправителя с паспортом и проверял содержимое.
Так, например, было запрещено посылать в письмах почтовые марки. В Первую мировую войну шпионы широко пользовались марками как кодом. Нельзя было и самому клеить марки на конверт, так как под марками можно было написать секретное сообщение. Против симпатических, то есть невидимых, чернил немцы придумали такой химический состав, который их сразу обнаруживал. Цензоры по каждому письму проводили кисточкой диагональные полосы, от которых ни одну тайнопись нельзя было скрыть. Каждое письмо проверялось двумя, а то и более цензорами, и каждый ставил на письмо свой номер. Говорят, что получателей подозрительных писем вызывали в гестапо, где их подробно расспрашивали о содержании письма. Для того чтобы письма легче проходили цензуру, мы в начале письма всегда писали несколько комплиментов в адрес немцев, запрещенную литературу, будь то НТСовскую или разведческую, мы называли семенами или семечками, и еще было одно общее правило: верить только тому, что написано ниже даты. Например, после чего-то, написанного специально, чтобы цензуру навести на ложный след, ставилось число и фраза: «продолжаю письмо, начатое вчера…».
Также, по совету Олега, я пошел 10 февраля к Доверенному по русским делам (Russische Vertrauenstelle) для получения соответствующего удостоверения. Девушка, выписывавшая мне удостоверение, увидев, где я живу, спросила, не остановился ли я в НОРМ. Я подтвердил, и она меня похвалила. Оказывается, что в Фертрауенштелле всем, подходящим по возрасту, давали адрес НОРМ и советовали вступить в эту организацию. Молодежь, приезжавшая в Берлин на работу, находила себе в НОРМ друзей и свою русскую компанию, а в Фертрауенштелле – защиту от возможных недоразумений.