Молния - стр. 28
Лора не могла удержаться от смеха.
– Так что брось прикидываться скромницей, Шейн! Ты потрясающая, и все тут.
– Ладно, ладно. Я знаю, что я… хорошенькая.
– Шутишь. Бледный Угорь свихнулся, когда тебя увидел.
– Верно, – поддержала Рут, – ты его просто ошарашила. Он даже позабыл о конфетах.
– Подумаешь, конфеты! – подхватила Тельма. – Пакетики леденцов, шоколадки!
– Ты, Лора, будь поосторожней, – предупредила Рут. – Он больной человек…
– Он ублюдок! – крикнула Тельма. – Помойная крыса!
– Он не такой уж плохой, – тихо сказала Тамми из своего угла.
Белокурая девочка была такой молчаливой, застенчивой и неприметной, что Лора забыла о ее присутствии. Лора увидела, что Тамми отложила в сторону книгу и сидит на постели, подтянув к груди худые коленки и обхватив их руками. Ей было десять, она была на два года младше остальных и маленькой для своего возраста. В белой ночной рубашке и носках она казалась привидением.
– Он и пальцем никого не тронет, – продолжала она неуверенным, дрожащим голосом, как будто высказывать мнение о Шинере было так же опасно, как идти по проволоке без страхующей сетки внизу.
– Еще как тронет, да только боится, – сказала Рут.
– Он просто… – Тамми кусала губы. – Он просто… одинокий человек.
– Нет, милочка, – отозвалась Тельма, – он совсем не одинокий. Он такой самовлюбленный, что ему достаточно своего общества.
Тамми отвернулась. Поднялась, сунула ноги в разношенные тапочки и пробормотала:
– Скоро отбой.
Она взяла с тумбочки косметичку, шаркая, вышла из комнаты и, затворив дверь, направилась к умывальной в конце коридора.
– Тамми берет конфеты, – пояснила Рут.
Волна отвращения захлестнула Лору.
– Неправда.
– Нет, правда, – сказала Тельма. – И не потому, что ей хочется сладкого. Она… она запуталась. Ей нужна опора, пусть даже это Угорь.
– Но почему? – настаивала Лора.
Рут и Тельма вновь обменялись одним из тех взглядов, что позволял им мгновенно и без слов обсудить вопрос и принять решение. Рут сказала со вздохом:
– Видишь ли, Тамми нуждается в такой опоре, потому что… потому что этому ее научил отец.
Лора подскочила:
– Собственный отец?
– Не все дети в приюте сироты, – ответила Тельма. – Некоторые здесь потому, что их родители совершили преступление и сидят в тюрьме. А других родные били или… подвергали насилию.
Лоре почудилось, что освежающий августовский ветерок, проникавший в окна, превратился в ледяной порыв поздней осени, преодолевший неведомым образом расстояние в несколько месяцев.
Лора спросила:
– Но Тамми, наверное, это не нравится?
– Думаю, что нет, – сказала Рут. – Но ее…
– Ее принуждают, – закончила Тельма. – Она не может выбраться. Она запуталась.
Они смолкли, занятые ужасными мыслями, и наконец Лора сказала:
– Как это страшно… и печально. А мы не могли бы помочь? Сказать о Шинере миссис Боумен или еще кому-нибудь из воспитателей?
– Это не поможет, – ответила Тельма. – Угорь станет все отрицать, и Тамми тоже, к тому же у нас нет доказательств.
– Но, если Тамми не одна тут такая, кто-то другой…
Рут покачала головой:
– Большинство теперь в приемных семьях, некоторых усыновили или они вернулись к родным. Двое-трое остались, но они или как Тамми, или до смерти запуганы Угрем, боятся даже рот открыть.
– И кроме того, – сказала Тельма, – взрослые не желают этим заниматься. О приюте может пойти дурная слава. Им неудобно, что все это происходит у них под носом. Да и кто поверит детям? – Тельма столь точно передразнила миссис Боумен и ее лживые нотки, что Лора тотчас ее узнала: – Моя дорогая, они ужасны, эти лживые маленькие создания. Шумные, непослушные, надоедливые животные, они способны из озорства запятнать доброе имя мистера Шинера. Вот если бы их можно было держать в бессознательном состоянии, без движения, с помощью лекарств, да еще кормить с помощью внутривенных вливаний, то наша система функционировала бы более эффективно. Да и для них это было бы лучше, дорогая.