Молитва из сточной канавы - стр. 39
Алина внезапно вспыхнула лучезарным огнем. Преображенное, ангелоподобное, ее физическое тело стало оболочкой из грязного стекла для горящего внутри светоча. А голос подобен небесному хору.
– Я ПОТЕРЯЛА КЛЯТЫЙ СВИТОК, ЯСНО? ИЗ ГОВНА Я ВАМ КОНФЕТКУ НЕ СДЕЛАЮ. – Каждое слово отдавалось трубным эхом. – НО НИЧЕГО НЕ ИЗМЕНИЛОСЬ. УГОВОР ВАШЕГО ПЛЕМЕНИ С МОИМ ЕЩЕ В СИЛЕ. Я ВАМ НЕ ВРАГ. – Она вскинула голову. – ВАМ СО МНОЙ ВОЕВАТЬ НЕ ЗАХОЧЕТСЯ.
Старейшина вздрогнул и уселся обратно на пьедестал. Желтый, чешуйчатый, как у ящерицы, язык облизывал острые зубы, пока упырь взвешивал слова святой. Потом его когтистый палец указал на Крыса, и рот у того вдруг перестал быть его. Через него заговорил старейший упырь – слова извилисто проползали сквозь горло и вываливались наружу.
– Уговор в силе. Что тебе нужно от первых жителей?
Пламень Алины пригас.
– Хранители обеспокоены. Они просили сказать, что узники в клетке бьются и шумят. Они неугомонны. Знают ли узники нечто такое, чего не знаем мы?
Нечеловеческое, студенистое изумление донеслось вместе с приказом говорить, и Крыс невольно сотворил ухмылку, произнося:
– Многое. Они старше ваших Хранителей. Но мы несем дозор на вратах. Веретенщики остаются обузданы. Свирепы, очень разозлены, но обузданы.
– Все?
Крыс понял, что пожал плечами.
– Сосчитай их, коли сможешь. Разве город твой пуст? Не твое ли собственное лицо сейчас на тебе? Мы свою часть исполняем. Ищите среди своих.
Проговаривая, Крыс уловил отголосок мыслей древнего упыря. Воспоминания о старой-престарой войне, о священных бойцах в капюшонах – в руках огненные мечи, о том, как одинаково горят упыри и веретенщики, как горит всякая нечистая тварь из глубин. Они не везде действовали скрупулезно. Иные твари уцелели – и гноили скверной руины храмов, и росли под почвой склепов. Предстали видения: веретенщики расцарапывали каменные печати, что поныне держат под замком остатки нечестивого войска.
Они боятся, подумал Крыс.
Зря он подумал.
Старейшина упырей был в его голове – и читал его мысли быстрей и отчетливей, чем он мысли старейшин. В миг перед взором предстал он сам в виде крысы: клочочек жалкого, обмочившегося меха и мяса метался по темным углам, а великий упырь, словно громадный хищник, урчал, принюхивался, готовился к прыжку. Заткнись и не лезь, куда не звали, – таков смысл послания, и Крыс усвоил его. С краю дольше проживешь – он не матерый упырь, не вор-ухарь, не крутой здоровяк, не агент церкви Хранителей, но по чуточке от каждого, на самой грани. Не ввязан ни во что, всегда готовый свалить, и он искренне стремился таким и остаться. Больше он не понимал и знать не желал, о чем там рядятся упыри и Алина.
Старейшина упырей опустил руку, и Крысу опять вернулось собственное тело.
– Хранители выполнят обещанное. Почившие в вере – ваши, – сказала Алина. Огонь потух, и она хмуро добавила: – Им-то по этому поводу возразить нечего.
Старейшина упырей впрямь засмеялся над этим: загудел клекотом, будто всасывающий водосток, и полез на свой пьедестал. Смежил глаза и вновь вступил в молчаливую беседу с собратьями.
Алина вздохнула.
– Пошли. – Она здорово утомилась.
– Сюда, – позвал Крыс, себе на удивление. Он повел ее по другому туннелю. В голове ясно забрезжил путь обратно на поверхность. Видно, старейшинам тоже хотелось поскорей избавиться от Алины.