Молчи обо мне - стр. 17
Она действительно оказалась несвободна – и мне пришлось уводить ее от мужа, с которым, правда, у них уже давно все не клеилось.
А еще я ей действительно не понравился – и мне пришлось влюблять в себя женщину своей мечты.
Но она того стоила, вся, до последнего волоска, до последней родинки.
Через три месяца Юля подала на развод, еще через три мы уже выбирали квартиру для нашей будущей семьи. Вместе делали ремонт, вместе ужинали на полу, потому что решили не тащить ничего из своего прошлого, а из нового у нас были только ложки и пара кружек. Через полгода поженились и несколько лет жили, словно в бесконечном медовом месяце: романтические свидания, спонтанные приезды друг к другу на другой конец света, нежность, классный секс. У нас не было только одного – ребенка.
Я усилием воли заставляю себя открыть глаза, слепо и рассеянно осматриваюсь по сторонам, на секунду все еще веря, что все вокруг – моя выдуманная страшная реальность, насмешка судьбы, решившей, что у нас с Юлей слишком много счастья. И что на самом деле все хорошо, наша малышка растет, становится сильной и крепкой, ходит в самый лучший детский сад, уже болтает без остановки и становится такой же красавицей, как ее мама.
Но сколько бы я ни пытался убедить себя в обратном – реальность все-таки по эту сторону.
И в этой реальности я уже три дня вдали от дома, и меня не тянет назад. Не тянет к женщине, которую я до сих пор люблю так же, как и в ту нашу первую встречу в заснеженном городке почти на окраине мира. Я скучаю без нее, без ее улыбки, но я не хочу возвращаться, потому что устал от затяжной войны, когда на фронте уже два года без перемен.
— Я не очень уверена… простите за мое произношение…
Русские в Праге – не редкость, и меня не тянет оглянуться, но в женском голосе появляются нотки отчаяния – и я все-таки сдаюсь. Осматриваю зал – и прямо за соседним столиком сидит та самая женщина, которой я несколько дней назад отправил букет.
Евгения.
А еще говорят, что мир большой. Не так уж он велик, если двое мимолетных знакомых могут случайно столкнуться далеко за границей родной страны.
На секунду мне кажется, что Евгения поворачивает голову в мою сторону, и я приветливо машу рукой, но она не замечает, а предпринимает еще одну попытку поговорить с официантом. Вроде не так уж не понятен русскому человеку чешский, но это ошибочное мнение.
Приходиться подняться и наглядно обозначить свое присутствие.
— Может быть, я смогу помочь?
Она поднимает голову, ловит мой взгляд – и улыбается.
Что-то дергается в моей душе, с болезненным стоном вибрирует, как та последняя струна, на которых великий скрипач, по легенде, сыграл свое самое великое творение.
— Игорь. – Она произносит мое имя так… странно: чуть нараспев, мягко, на выдохе. – Если вы мне не поможете, я так и не узнаю вкус настоящего пражского медовика.
Я наклоняюсь к ней. И это очень странно, потому что я не очень люблю пускать людей в свое личное пространство. Все дело в ее улыбке и в том, что меня резко, до того, как успеваю вдохнуть, уносит в прошлое.
— Если вы хотите попробовать настоящий пражский торт, Евгения… - Мы смотрим друг на друга, и я могу поспорить, что в этот момент она немного краснеет. – То ошиблись местом.
Я протягиваю руку, предлагая помощь, и, когда она вкладывает в мои пальцы свою узкую ладошку, мне кажется, что невидимый режиссер за нашими спинами кричит: «Свет! Камера! Мотор!»