Молчаливые боги. Мастер печали - стр. 11
Аннев мчался в предрассветных сумерках к колодцу. Толстую полоску кожи, служившую своего рода коромыслом, он набросил на шею так, что пришитые к ее концам мешки для воды болтались у него за спиной.
Он сам додумался до того, чтобы заменить ведра бурдюками, и чрезвычайно этим гордился. От ведер на ладонях вздувались мозоли, да и расплескать воду было проще простого, поэтому, после нескольких месяцев мучений, Аннев пошел к Элиасу, местному дубильщику, и спросил, может ли тот сшить мешок для воды. К концу недели у Аннева было уже два таких мешка, и управляться он стал намного быстрее: Содар даже не успевал досчитать до тысячи пятисот.
– Молодец, – сказал Содар, когда мальчик уже дюжину раз успел принести воды раньше установленного срока. – Теперь давай посмотрим, сможешь ли ты наполнить котел до того, как я досчитаю до тринадцати сотен.
Шли годы. Аннев становился все быстрее, а Содар давал ему все меньше времени: сначала, когда у мальчика появились бурдюки, – тысячу двести секунд, потом, когда Аннев развил выносливость, – еще меньше, а стоило пареньку научиться быстро бегать, не запутываясь в своем коромысле, – всего-навсего тысячу.
Аннев же, когда добегал до колодца, вел собственный счет. Вот и сейчас, перевесив бурдюки со спины на грудь, он пинком поднял задвижку, удерживающую ручку колодца, и замер, слушая, как ведро, гремя цепью, летит вниз. Как только раздался всплеск, он схватился за ручку и начал крутить, считая:
– Раз. Два. Три. Четыре. Пять. Шесть. Семь.
После девятнадцати полных поворотов ведро вынырнуло из черноты. Аннев опустил щеколду на место, перегнулся через край колодца и погрузил в ведро один из мешков. Когда мешок наполнился, Аннев крепко завязал его, пнул щеколду и снова начал ждать.
Он восьмой раз поворачивал ручку, когда внимание его привлекло какое-то движение на другом конце площади. Аннев поднял голову и успел заметить, как фигура в желтом платье и белом переднике исчезла в сапожной мастерской, принадлежащей Грейсику. От удивления Аннев едва не перестал крутить ручку.
«За мной что, следят?»
Но кто? Точно не жена Грейсика – ей-то это зачем? Да у нее и одежды-то яркой нет, только грубое красное платье, в котором она в часовню ходит. Тогда кто? Маюн?
Месяц назад, когда Маюн, дочка главы Академии, поманила его в переулок за магазинчиком пекаря, на ней было такое же платье с передником. Она прислонила Аннева к стене – сердце у него тогда чуть не выпрыгнуло из груди – и достала из складок передника кусочек мела. Девочка прижала руку Аннева к красным кирпичам, аккуратно обвела ее, старательно избегая его взгляда, а когда закончила, то залилась краской. И тогда Аннев взял у нее мел, прижал ее руку поверх контура своей и медленно обвел ее пальцы, запоминая все, что он чувствовал и видел: запах Маюн, черты ее лица, тепло ее кожи. Через неделю дождь и следа не оставил от белых линий, но Аннев по-прежнему вглядывался в кирпичную стену каждый раз, как проходил мимо пекарни.
Ведро глухо стукнулось о ворот, и вода плеснула через край. Аннев вздрогнул, опустил щеколду и быстро наполнил второй мешок. Потом бросил взгляд на дверь мастерской в надежде снова увидеть, как мелькнет желтое платье.
Но так ничего и не увидел.
Тогда он развернулся и побежал в часовню.