Мои любимые преподы - стр. 18
Ректор уже начал приветственную речь, в микрофон поздравляет студентов с началом нового учебного года, Лиля, высокомерно задрав подбородок, делает вид, что внимательно слушает.
– Такая она овца, – шепотом говорит Оля. – Все-таки приперлась.
Не отвечаю, пытаюсь уложить бурю внутри. Ладони вспотели, я снова разволновалась, а это вредно, представляю, что еще почти год ее лицо будет маячить в универе, я каждый день на нее наталкиваться буду – и меня трясет.
На сцене высказываются учителя, я почти ничего не слышу, лишь невнятный бубнеж. Невидяще смотрю на нашего философа Максима, а потом…
Между сценой и стульями, держась за спинки, наклоняясь и здороваясь, пробирается высокая мужская фигура.
Синие джинсы, черная футболка – он одет так, словно не на торжественную линейку явился, а в магазин за хлебом вышел.
Наглый, невозмутимый, испорченный.
Он хочет присесть на свободный стул, но ректор качает головой, что-то быстро ему говорит.
Не могу поверить. Растерянно смотрю на Лилю. Она еще больше покраснела, вцепилась в свою сумочку, глаз не сводит с него.
А Сергей поднимается на сцену. Останавливается у микрофона. Взглядом шарит по толпе, выхватывает меня, Лилю рядом. Улыбается. И по парку разносится его спокойный уверенный голос:
– Я речь не готовил, но всех поздравляю. Желаю сил и терпения. Усердия. В общем, всего. И обещаю вам. Этот учебный год вы запомните надолго.
Глава 12. Сергей
Стою на сцене, смотрю ровно на нее – на Еву, которая растерянно с подругой переглядывается. И на меня также поглядывает, но в глазах изрядная доля возмущения.
Поняла меня, поняла, к кому я обращаюсь.
Неглупая девочка ведь.
– Ээээ… спасибо, Сергей Георгиевич за такое теплое напутствие, – ко мне подходит ректор, и я дополняю его, говоря в микрофон, чтобы все слышали.
Чтобы она слышала:
– За искреннее напутствие. Еще раз: успехов всем вам в учебе!
Чуть было не поклонился всем собравшимся, вспоминая себя – прежнего: веселого, буйного и дерзкого Сергея Штерна. Таким я и во время учебы был, выводя из себя преподавателей и более скромных соучеников, зато девчонки все мои были; таким и оставался до определенного момента.
Не удержавшись, подмигнул собравшимся, поймав пару привычных взглядов от студенток – кокетливых и зазывных, и один высокомерный и злой от Евы, и пошел к компании преподавателей. Зазвучала музыка, ребята из профкома начали привычно подогревать позитив, а я стал уставать от коллектива, едва к нему присоединившись.
– Я рад, что вы снова с нами. Это было весьма… неожиданно, – подбирает слова ректор.
– Вы хотели сказать «некстати»? – поправляю я, и понимаю, что попал в точку.
Возвращаться в универ я не думал. Не увольнялся, но все понимали – работа моя окончена. Все решилось буквально за день, и причиной тому стала…
… – Эта дрянь! Это все она! – вопит Настя. – Папа, скажи ему! Неужели ты не понимаешь, зачем ему этот мухосранский универ? Там шлюха эта, к ней рвется. Надо было… надо было ее прибить, прихлопнуть…
– Настя! – устало прерывает ее Игорь Валентинович. – Уймись, дочка.
– С чего вдруг? Он позорит меня, – она всхлипывает – слезы настоящие, как и истерика, но она продолжает играть в оскорбленную невинность. – Ты сам видел новости? Газеты видел? Он опозорил меня!
Настя тычет в меня пальцем, и поза эта, и истерика лишь смех вызывают. Вот ведь дура! Чего ждала от меня: любви? Так ничего она не сделала для этого. А потому я сижу, перекатываю в бокале коньяк, и гляжу мимо невесты и ее отца – губернатора.