Мои дорогие девочки - стр. 3
Лицо Лео было испещрено морщинами, их было особенно много вокруг глаз и по углам рта, лоб бороздили глубокие складки. Кэт с трудом представляла, как он выглядел в молодости. Но Ральф явно унаследовал гены своего отца. У него было такое же волевое лицо: красивое и худое, с глубоко посаженными глазами. А вот нос у Ральфа меньше, и волосы гораздо светлее, чем у отца, – темного, почти жгучего брюнета с сединой на висках.
Закончив читать первую часть псалма, Ральф сделал шаг назад, чтобы уступить место Саломее. Девочка интересовала Кэт гораздо меньше, и она сдвинулась влево в сторону прохода. Теперь она видела спину женщины, которая, вероятно, была Викторией – два места рядом с ней сейчас пустовали. У нее были широкие крепкие плечи и копна кудрявых волос, собранная на затылке, – их буйство сдерживали заколки.
«Надо же, какая она седая!» – удивилась Кэт. Она часто рисовала эту женщину в своем воображении, представляя ее красивой и утонченной дамой в возрасте. А та, что сидела сейчас спиной к ней, выглядела старой и какой-то помятой.
Саломея закончила читать псалом, и они с Ральфом вернулись на свои места. Зазвучал гимн «Господь, ты пастырь мой», однако Кэт не присоединилась к общему хору. Боясь, что не сможет сдержаться и разрыдается, она лишь шевелила губами.
Конец службы прошел для нее как в тумане. Священник говорил очень долго, перечисляя все достижения Лео, его награды, неоценимый вклад в развитие музыки, место в истории и многое другое. Когда он упомянул Викторию, «спутницу жизни Лео в течение многих лет, мать его детей и его самого преданного и дорогого друга», Кэт навострила уши. Какая необычная характеристика этой женщины! О Мэдди, любовнице Лео, и их общем ребенке не было сказано ни слова. О Кэт, разумеется, тоже никто не упомянул, потому что они даже не догадывались о ее существовании.
«Он любил меня! – хотелось кричать Кэт. – Мы с ним лучше всех понимали друг друга!» Подобное признание дало бы этим горделивым придуркам, так называемым друзьям и подругам Лео, отличный повод для сплетен. Но она слишком любила Лео и не собиралась портить траурную церемонию.
Когда зазвучала сто пятьдесят шестая кантата Баха «Стою одной ногой в могиле», по щекам Кэт покатились слезы. Музыка была такой красивой и печальной, что она готова была стоять и слушать ее вечно. Но нужно идти.
Она выскользнула из дверей часовни, когда гости еще оставались на своих местах, и на секунду замерла на каменных ступенях, глядя на ровный зеленый газон и серые могильные камни, тянувшиеся до горизонта. Дул ветер – из тех, которые приносят с собой холод, пробирающий до костей. Тусклый солнечный свет совсем не давал тепла, и Кэт почувствовала, что замерзает в своем тонком костюме. Она задрожала. Что ж, все закончилось: несколько слов, одна-две короткие молитвы, немного музыки и печь крематория. Кэт, конечно, не верила ни в жизнь после смерти, ни во что иное. Конец – это конец.
Лео было семьдесят восемь лет, но она никогда и мысли не допускала о его смерти. Он был настолько выдающимся человеком, огромным – не по росту, а по масштабу яркой личности. Излучал невероятную мощь и энергию и был из тех, кто первым бросается в глаза в любой компании. Такие, как он, не умирают…
Что она будет делать без него? Кэт чувствовала себя очень одинокой! Стон, который она сдерживала в груди, пока шла служба, вырвался наружу. Кэт попыталась замаскировать его кашлем, но у нее перехватило горло. Не следует возвращаться домой в таком состоянии.