Могила Густава Эрикссона - стр. 10
После чуда на Свирской горе у меня началась эйфория. Красота, безусловно, спасёт мир, если не подразумевать под ней публичный дом. Сюрреалистичное осеннее солнце окончательно очистило позднеоктябрьское небо от туч, оставив на нём только лёгкие белые облачка, и расцветило окрестности во все оттенки золотого и багряного. Усталости я не чувствовал и совсем забыл, что последний раз ел вчера вечером. Меня словно подхватил солнечный ветер. В голове вертелся любимый бобовский «Навигатор», и вот так
С арбалетом в метро, с самурайским мечом меж зубами,
В виртуальной броне, но чаще, как правило, без *2
я и оказался на Королевском бастионе. Удивительная у нас земля. Неисповедимым путём Господним очень многое разрушившееся и исчезнувшее в других краях у нас сохраняется. В том числе – и построенное руками человеческими. Итальянцам для изучения генуэзской архитектуры приходится приезжать в Судак и Балаклаву. А голландцам, чтобы увидеть единственный сохранившийся в Европе нидерландский пятиугольный бастионный форт, а именно такие крепости считались в 1-й половине XVII века высшим достижением фортификационной мысли, – дорога в Смоленск. А обязаны мы этой редкой диковинке нашему царю Владиславу Жигимонтовичу. «Какому такому Владиславу Жигимонтовичу?» – спросите вы, – «Не слышали за такого». Отвечу. Он более известен под погоняловом Владислав IV Ваза, король Польский и Великий князь Литовский и Русский. А в 1610 году Семибоярщина раскороновала Васю Шуйского и избрала Владислава на Московский престол, на котором он вполне легитимно и значился до октября 1612 года. В Москве он, правд, никогда не бывал, всё недосуг, знаете ли. Московскую же корону Владислав любил на себя надевать аж до 1634 года, до Деулинского перемирия, и титулом Московского царя хлестался направо и налево, пока в 1632 году боярин Михаил Борисович Шеин не сделал ему серьёзную предъяву.
Как раз в таком угаре, мол «я царь Московский, мне мороз нипочём, я выжил там, где мамонты замёрзли, в своём Смоленске что хочу, то и верчу» и начал Владислав Жигимонтович в 1626 году строить Королевский бастион.
Что только не повидала на своём веку эта суровая цитадель. Именно под ней в 1654 году впервые вышла на арену истории блестящая русская армия европейского типа. Её начал строить Патриарх Филарет для своего сыночка Мишеньки, давая приют и службу на Москве несчастным французским кальвинистам, немцам всех вероисповеданий, потерявшим человечий облик от Тридцателетней религиозной войны и от прелестей службы в Речи Посполитой, шотландцам, не могшим смириться с тем, что их Родины больше нет, и фламандцам, которых не слишком радовала испанская инквизиция. Все эти люди были до чрезвычайности удивлены двумя несуразностями Московии. Во-первых, удивило их в московитах то, что в отличие от поляков, у них не принято было иноземных наёмников засовывать
в самую мясорубку, чтобы потом денег не платить, а воевали они плечом к плечу с ними, да ещё пытались чему-то научиться. Во-вторых, и немцы, и французы, и шотландцы, и прочие с удивлением узнали на Московии, что христианство – это вовсе не руководство, кого надо резать и жечь и по каким признакам, а, оказывается, вероучение о любви к ближнему своему.
Столкнувшись с этим абсурдом, вновь прибывшие вначале слегка ошалели, но уже в Первую Смоленскую войну воевали крепко, если не сказать героически. И очень жаль, что забыты у нас имена таких русских героев, как полковник Юрген Матейсон, который лёг со всеми своими рейтарами на Покровской горе, прикрывая отход русских войск Михаила Шеина. И как можно было забыть подвиг кирасир полковника Томаса Сандерсона, фламандской пехоты полковника Тобиаса Унзена и шотландской пехоты полковника Александра Лесли, которые спасли русскую армию под Жаворонковой горой от истребления и опрокинули хвалёных крылатых гусар?