Мое тело - стр. 8

Он рассказывал дальше, а мой низ живота и ягодицы сжались, и я поняла, что это вопрос нескольких минут и мне придется бежать в ванную. Парень не останавливался, не догадываясь, что я свернулась калачиком под тонким одеялом. Я дрожала. А он продолжал: «Она… Ее…» Я кивала и задавала вопросы, изображая безразличие, зная, что позже проведу часы, разглядывая этих девочек, наблюдая за ними в школе, анализируя, в чем мы походили друг на друга и чем различались. Наконец я встала и бросилась в ванную, испугавшись, что больше не смогу сдерживаться. Хоть я и знала, что эти девушки из прошлого моего парня или его воспоминания о них не представляли реальной угрозы для меня, мое тело отреагировало на них именно как на угрозу. Я ненавидела то, что он может счесть кого-то более привлекательной, чем я.

Некоторые мамины воспоминания настолько сильны в моей памяти, что иногда я не могу понять, случаи ли это из ее жизни или из моей. Например, история, когда она пошла в женский туалет на вечеринке в самом начале ее отношений с отцом (как она бы сказала). Мама вышла из кабинки и увидела бывшую девушку моего отца, стоявшую напротив широкого зеркала у раковины и мывшую руки. Мама встала рядом с ней. «И я подумала, что ж, вот мы здесь. Такие разные. Понимаешь?» Вот они рядом: две женщины, которых выбрал мой отец. Я представляю их совершенно неподвижными, с прижатыми по бокам руками и ничего не выражающими лицами. Возможно, один из кранов все еще включен. Моя мама почти на 30 сантиметров ниже блондинки, с которой когда-то встречался отец. Бледная кожа на ее широких плечах мерцает, а волосы пахнут соленой водой. Темные вьющиеся волосы моей матери обрамляют ее лицо в форме сердца, а изгибы бедер отчетливо вырисовываются на фоне белого кафеля. Их лица находятся в тени, когда они оценивают себя и друг друга.

Мама любила говорить мне, что всегда хотела такие же волосы, как у меня.

– Как атласная ткань, – восхищалась она, глядя на них и проводя рукой по моей макушке, а я уворачивалась.

– Не надо, мам! – огрызалась я, ненавидя звук своего голоса, пронзавшего воздух.

– Я знаю, знаю, – нараспев произнесла она, – теперь ты подросток, который не хочет, чтобы его трогали, но ты всегда будешь моей малышкой. Всю жизнь я хотела такие же волосы, как у тебя, – повторяла она, тихо, внезапно более серьезно. – Я бы погладила свои волосы на гладильной доске, чтобы они стали прямыми, как у Джейн Ашер, – она смотрела в пустоту, созерцая альтернативную жизнь, мир, где единственное отличие – это текстура волос на ее голове. (Но какая была бы разница! Я могла представить ее слова.)

Теперь я понимаю, дело не в том, что я была подростком. Мне просто не хотелось, чтобы мама смотрела на меня, потому что знала: пока она вглядывается в меня, то часто просчитывает, изучает и сравнивает.

Повзрослев, я возненавидела комплименты, и неважно, делали их подруги или мужчины, которые были мне интересны. Одного из моих парней часто смешило это смущение от его слов о моей красоте.

– Боже! Ты не можешь просто это принять, – говорил он мне, наблюдая, как мне становилось неловко.

– Замолчи, – я закатывала глаза, пытаясь показать, как он неправ.

– Но ты же модель, а значит, все согласны с тем, что ты красива, – растерянно произносил он, ожидая объяснений.