Моё сводное наваждение - стр. 5
Я еще раньше заметила сидящего за огромным столом рядом с Галиной светловолосого парня. Ее сына. Он бесцельно смотрел в панорамное окно, за которым от легкого ветра дрожали листья березы, но как только папа произнес представил нас, парень, зевая, повернул голову в нашу сторону. Его невероятно ярко-синий взгляд сначала мазнул по моей фигуре: от носков балеток до самых плеч, а затем впился в мои глаза. Совсем ненадолго. Но я успела разглядеть в его взгляде пренебрежение. Грудь царапнула обида — я ему заранее не нравлюсь. То есть, я хочу сказать — ему абсолютно ровно от моего присутствия. А вот я сама чувствую, как от волнения начинает ускоряться пульс. Потому что он, мой сводный брат, оказался ужасно красив.
— Люба! — занимая свое место за столом, восклицает Никита. — Ты сядешь рядом со мной?
— Конечно, — глухо выдыхаю я и на нетвердых ногах иду к накрытому столу.
В ушах звенит кровь, лицо, шею и грудь невыносимо печет, и мне это ужасно не нравится. Словно я в один миг подхватила сильнейшую простуду, которая, помимо всего прочего, еще и путает мысли, рассеивает внимание и заставляет нутро дрожать от озноба.
Можно подумать, мне раньше не приходилось видеть красивых, уверенных в себе парней. А Мирон именно такой — расслабленная поза, скучающий вид. Приходилось, конечно. Вот только я никогда с ними не общалась, и уж тем более не собиралась жить под одной крышей. Ужас. Кажется, дело — дрянь.
— Что, Никит, неплохую новую игрушку подогнал тебе отец? — насмешливо спрашивает возмутитель моего спокойствия. И я вновь чувствую, как от его слов больно царапает в груди.
— Люба не игрушка! Она моя сестра!
— Мирон, — сдержанно замечает отец. — Если ты хочешь что-то мне сказать — говори прямо. Именно так обычно поступают настоящие мужчины.
— Андрей! — тут же возмущается Галина. — Мирон не имел в виду ничего плохого, ведь так, дорогой?
Жена отца, насколько мне известно, старше него на несколько лет. Но после ее слов — а Мирон действительно повел себя не лучшим образом, насмехаясь над решениями старшего, и надо мной заодно, по всей видимости, — я решаю, что возраст далеко не показатель ума. Например, моя мама даже мысли не допускает, что я могу сказать при взрослых что-нибудь настолько дерзкое, а мама Мирона ничего необычного в его словах не заметила. Ну, или сделала вид, что тоже не говорит в пользу ее зрелого возраста.
— Ни-че-го-шень-ки, — хмыкнув, кивает Мирон и подхватывает пальцами ложку для супа. — Всем самого приятного аппетита, — насмешливо заканчивает он свою речь.
Я решаюсь поднять на него глаза и вижу, как он переводит взгляд с меня на тарелку перед ним. От холода, который я успеваю заметить в его взгляде, у меня бегут настоящие мурашки.
Все за столом приступают к еде, в том числе и я.
Суп-пюре с грибами оказывается безумно вкусным, и мое сознание, отвлекшись хоть на что-то приятное за этим столом, постепенно успокаивается. Я совсем чуть-чуть прислушиваюсь к разговору папы и Никиты, к ремаркам Галины, которые она очень часто озвучивает, а при звуках голоса Мирона постоянно внутренне вздрагиваю. Повезло, что слышно его нечасто. Они не говорят ни о чем важном. Обычные беседы людей, ежедневно обедающих вместе, о разных пустяках. Но мне все равно интересно. Таким образом я их не спеша узнаю. И возможно, через некоторое время сама буду участвовать в подобных беседах. Но не сегодня. Нет.