Моё сводное наваждение - стр. 12
Душ я принимаю под подведение итогов сегодняшнего дня. Вроде бы мы с мамой еще этим утром завтракали вместе, а по ощущениям складывается впечатление, что после нашего расставания прошел не один день. Мне неловко это признавать, но я словно освободилась от клетки. Чувство свободы еще не до конца отчетливо. Оно робкое, как я сама при новых знакомствах. Еще не осознанное полностью, но сидит где-то глубоко в душе, словно птенец, готовый вот-вот расправить крылья. И ожидание полета страшит, но и вызывает приятный трепет от новых открытий.
Не ожидала, что окажется так легко и просто общаться с отцом, пусть я и не до конца избавилась от робости и смущения. А Никита — просто чудо!
Остается неясно, как вести себя с Галиной и ...ее сыном. Они оба мне еще непонятны. Оба заставляют волноваться и переживать о том, что они обо мне подумают. Правда, если в случае с Мироном я признаю, что мне хочется ему нравиться, то что касается Галины — я бы предпочла как можно реже с ней общаться. У меня прямо-таки мурашки бегут по коже от ее холодно-высокомерного взгляда, несмотря на то что при этом она говорит теплые слова.
Пока кутаюсь в пижаму, вдруг ловлю себя на мысли, что мне интересно, где и как провел свой день Мирон. Рассказал ли своим друзьям, что познакомился со сводной сестрой? Какую дал характеристику? А затем я вспоминаю его безразличный взгляд и решаю, что ему точно было не до меня.
С этой твердой, но досадной мыслью я выхожу из ванной комнаты, да так и замираю от неожиданности, кажется, некрасиво приоткрыв рот. Мирон сидит на моей кровати, — совершенно так же, как ранее его мама, с видом абсолютного «господства», — и оглядывает меня с ног до головы. Едва заметно морщится, прежде чем спросить:
— Значит, ты у нас скромница?
Вопрос еще сильнее сбивает меня с толку, но я стараюсь собраться с мыслями.
— Что... Что ты делаешь в моей комнате? — лепечу я в итоге.
— В твоей? — надменно взлетают светлые брови. Парень поднимается с кровати и начинает надвигаться на меня. — Так быстро освоилась?
— Нет... То есть мне здесь жить, и значит, комната моя.
— Хорошо, — хищно улыбается Мирон, останавливаясь в каких-то десяти сантиметрах от меня. Его сильная аура подавляет, заставляет чувствовать себя ничтожной букашкой. А невероятно красивые глаза пленяют, рождают в душе пустые, лишенные надежд мечты... — Просто помни, что это ненадолго, лживая скромница.
Лживая?.. Что он имеет в виду? И что значит ненадолго? Он... Я ему не понравилась настолько, что он планирует выдворить меня из дома отца?
— Что я... — хочу я спросить о том, чем ему не угодила, но не нахожу смелости, только и шепчу глухо: — То есть?..
— То есть я вижу тебя насквозь, — кивает он самому себе, впившись взглядом в мои глаза.
— Но...
Мирон вдруг усмехается, делает шаг от меня, чтобы развернуться к выходу, и бросает через плечо:
— Не расслабляйся, фенек. Еще пообщаемся.
Фенек... Что?..
Я, наверное, целую минуту так и остаюсь стоять на месте после того, как за ним тихо хлопает дверь. Интересно, она запирается? Я же имею права ее запирать? Потому что мне... мне не нравится, что он вот так взял и вошел. Сидел тут, пока я была в ванной! Это неправильно, верно?
И о какой дружбе может идти речь?
Он же меня ненавидит!
В глаза бросается беспорядок на кровати, и я пугаюсь по-настоящему. Подскакиваю к ней и понимаю: он видел! Видел мои стихи, возможно, успел прочесть! Бросаюсь к двери и со вздохом облегчения прокручиваю дверной замок.