Моё солнечное наваждение - стр. 13

Когда-то эта квартира принадлежала Дмитрию Глубокому. В восемнадцать лет, когда Герман поступил в институт, ему позволили её снимать. Именно снимать. К той поре он несколько лет трудился в компании Глубокого на незначимых должностях. В пятнадцать стирал ноги курьером. В восемнадцать болтался возле финансового директора в роли мальчишки на побегушках. Выполнял поручения от значимых до бытовых, не гнушался отвезти постельное бельё в прачечную, забрать детей из детского сада. Главное – мотал на ус происходящее в компании, впитывал знания как губка.

Дмитрий сдал квартиру не по рыночной стоимости, тогда Герман зарабатывал лишь на аренду относительно годной однушки в черте города. Квартира в центре была непозволительной роскошью для бюджета студента. Однако, скромные деньги «за съём» Дмитрий взимал с щепетильностью старухи-процентщицы исключительно в воспитательных целях.

Герман находил это справедливым. Он вообще считал Дмитрия Глубокого дельным, справедливым человеком ровно до событий пятилетней давности, последовавших сразу после его смерти. Случившиеся до сих не укладывалось в голове, он сумел принять, но понять… Понять так и не смог.

В то время, в восемнадцать-девятнадцать лет Герман был по-настоящему счастлив. Жил, полный сил, амбиций, желаний, уверенности, что схватив за хвост птицу-удачу, не выпустит яркое оперение никогда в жизни. Всё сложилось. Не выпустил. Держал изо всех сил. Разбивал в кровь руки, ноги, голову. Спотыкался, ошибался, наступал себе на горло не один, не сто раз, а значительно больше. Стиснул зубы и шёл вперёд. 

По пути растерялись иллюзии, рассеялось чувство необъяснимого, пьянящего счастья. Остались амбиции, что произрастали из глубины натуры, умножилась на тысячу уверенность в собственных силах. Выросло понимание – за его плечами не просто желание значить в этой жизни больше волнистого попугайчика, но и тысячи рабочих мест, благополучие людей, которых он не знал и вряд ли узнает лично. Ответственность за близких. Сначала за единственного оставшегося родного человека – Нину. Потом – за свалившуюся, как снег посредине пляжного сезона, «сестричку». С первых мгновений понимания, что это не дебильная шутка покойного, хотелось вырвать Ярину из своей жизни, смять, как кусок исчирканной бумаги. Чёртова совесть, отчего-то жившая и здравствующая, не позволила.

Впоследствии Герман квартиру выкупил. Ему нравился дом, расположение, факт того, что именно здесь жил Глубокий в самом начале своего пути. Лишь совсем недавно Герман переехал в пентхаус с огромными панорамными окнами, из которых виден, казалось, целый мир. Наступил момент, когда стало непрестижно жить в обыкновенной трёхкомнатной квартире. Пусть в центре города, с высокими потолками, лепниной, восстановленным паркетом, помнящим времена расцвета Российской Империи. Рассеялся флёр Глубокого, пришло понимание, Дмитрий – просто человек. Не лучше других, хорошо, если не хуже.

Нельзя сказать, что Ярина приняла предложение с энтузиазмом, она выглядела настороженной, когда слушала Германа, будто чего-то от него ждала: слов, действий, подтверждений. Коротко, в духе биологического отца, сказала, что подумает. Он уже хотел отказаться от идеи, начал подыскивать варианты съёма жилья, пригодного для наследницы самого Глубокого, как «сестричка» всё-таки согласилась. Знал бы он причину, когда в душе ликовал, как самец марала перед спариванием.